Инвентарный набор центрального воинского кенотафа имеет ключевое значение в определении культурно-хронологических позиций всего комплекса. Здесь выявлены два типично покровских сосуда с характерными морфологическими признаками, представленными в полном объеме (форма, пропорции, соотношение диаметров устья и тулова, внутреннее ребро на обратной стороне венчика). Традиционны технологические показатели: множество каверн на внешней поверхности, рыхлая фактура с включениями мелких фракций толченой раковины указывают на присутствие в качестве отощителя речной органики (измельченные моллюски Unio), поверхностная обработка расчесами и небрежное заглаживание, отсутствие орнамента – именно так, скромно, зачастую выглядит керамика в престижных погребениях.
Бронзовый, четырехгранный в сечении стержень (рис. 73, 4) – наконечник посоха или стрекала – всегда знаковый атрибут знатного человека. Стрекала сопровождают захоронения возничих боевых колесниц, а посохи (а также каменные булавы, скипетры, пояса, плети) – родовых старейшин. Поскольку предметов конской упряжи в нашем кенотафе нет, то вряд ли мы имеем в данном случае дело именно со стрекалом. Между тем, пастушьи посохи, наряду с прочими инсигниями власти, имеют высокое значение как индикаторы лидеров в погребальной обрядности эпохи бронзы (Лопатин В.А. и др., 2006, с. 40). Более того, существует мнение о семантической преемственности посохов и копий (Ильюков Л.С., 1994; Малов Н.М., 2003, с. 198), поэтому весьма показательно, что в Ивановском кургане эти два артефакта присутствуют в одном комплексе, взаимно дополняя и усиливая сакральную значимость друг друга.
Литые наконечники копий, абсолютно аналогичные ивановскому (рис. 73, 6), немногочисленны. В их сходстве представляется особо значимым сочетание таких конструктивных особенностей, как ромбическое сечение стержня, манжета в основании втулки и округлое ушко. Копья с ромбическими стержнями близки по своему происхождению «вильчатым» наконечникам, но, в отличие от последних, локализуются исключительно в Восточной Европе (Бочкарев В.С., 1986, с. 99). Наиболее близки нашему экземпляру наконечники из курганов 7 и 8 Покровского могильника, сопровождаемые покровской посудой, стрекалом, кремневыми сейминскими стрелами, черешковыми и пластинчатым ножами, причем, особо важно, что в восьмом кургане находился кенотаф. К сожалению, в известных публикациях покровских материалов, на рисунках не всегда достаточно четко представлены характеристики значимых признаков (сечения стержней, формы манжет и петель) (Малов Н.М., 2003, с. 209, рис. 3, 3; 210, рис. 4, 5, 9; Дремов И.И., 2003, с. 90, рис. 1), поэтому оперировать, пока, можно только общими данными, упуская из виду такие тонкости, как соотношения параметров и точные очертания деталей.
В сводке Е.Н.Черныха и С.В.Кузьминых по обобщенному критерию сечения стержня и наличия ушка, такие копья помещены в группу КД–30 вместе с наконечниками несколько иных характеристик (отсутствие манжеты, треугольная форма петли, наличие валиков, чеканных зигзагов и даже скульптурных изображений на втулке) (Черных Е.Н., Кузьминых С.В., 1989, с. 83-84, рис. 42-44), что существенно искажает чистоту типа. В указанной группе к покровскому типу копий можно отнести находки из Сеймы, Курска, Пярну и Подгремячинской (там же, с. 83, рис. 42, 2, с. 84, рис. 44, 1, 2, 5). Довольно близок экземпляр из Благодатного (там же, с. 83, рис. 43, 5), но ребро его стержня специально приплющено проковкой, а возможно это было предусмотрено еще конструктивными особенностями литейной формы (?) (Примечательно одно досадное обстоятельство: прорисовка копья из Благодатного в книге Е.Н.Черныха заметно отличается от изображения того же предмета в первой публикации Е.К. Максимова, где нет манжеты, а сечение стержня не ограненное, а круглое (см.: Максимов Е.К., 1962, с. 282, рис. 1, 1). Здесь же отметим, что копья с шестигранными сечениями стержней нигде более в степной, лесостепной или таежной Евразии не известны).
Недавно стал известен синкретичный комплекс с кенотафом, исследованный у с. Большая Плавица в Липецкой области, где в жертвенной яме был обнаружен бронзовый наконечник, идентичный ивановскому (Мельников Е.Н., 2003, с. 240, рис. 1, 4). Здесь зафиксированы костяные шипы дисковидного, очевидно, деревянного псалия, костяная кольцевидная бляшка–медальон, а также своеобразный набор сосудов абашевского, покровского и воронежского типов (по авторской трактовке Е.Н. Мельникова). По рисунку наконечника копья заметно, что округлое ушко несколько оттянуто в сторону и уже напоминает подтреугольный вариант.
Эта тенденция еще более очевидна на экземпляре из погребения № 10 Юринского могильника, исследованного в Марий Эл (Соловьев Б.С. и др., 2006, с. 174, рис. 3, 3).
Все прочие конструктивные особенности юринского наконечника идентичны плавицким и ивановским, но в культурном отношении он ближе аналогичному варианту из Сеймы, поскольку с ним обнаружены также кельт и пластинчатый нож сейминскотурбинского типа.
Более всего наконечники копий, аналогичные ивановскому, характерны для памятников покровского типа, но могут встречаться в сейминско-турбинских комплексах и даже на очень большом удалении от основного Волго-Уральского ареала, например, в Пярну (Черных Е.Н., Кузьминых С.В., 1989, с. 84, рис. 44, 2) и даже в Восточном Прионежье (Ошибкина С.В., 1984, с. 24, рис. 1, 1, 2). На Волге, как правило, они сопровождаются покровской керамикой, иногда деталями колесничных комплексов, нередко встречаются в кенотафах. Наряду с ними, в престижных памятниках покровского типа могут встречаться копья несколько иных вариантов. Наиболее ранние покровские погребения могут содержать архаичные образцы копий с раскованной втулкой, как, например, в Покровске (15/2) и в Кондрашкино (п. 1) (Малов Н.М., 2003, с. 212, рис. 6, 14; Пряхин А.Д. и др., 1989, с. 16, рис. 4, 1).
В более поздних покровских захоронениях военной знати могут быть обнаружены литые наконечники не с округлым, а с треугольным ушком, с манжетой и рельефными валиками на втулке, как, например, в Березовке (3/2) (Дремов И.И., 1997, с. 158, рис. 3, 7). Это может быть безманжетный вариант, но с петелькой и литым зигзагом на основании втулки (Не исключено, что литой зигзагообразный валик у основания карамышского копья функционально подменяет манжету, усиливающую показатели прочности втулки. По мнению В.С. Бочкарева наиболее ранние манжеты с зигзагообразной (зубчатой) кромкой представляли собой выполненный в технике проковки отворот (обшлаг) нижней части втулки (см: Бочкарев В.С., 2004, с. 394) как в погребении с кремацией из Карамыша (Максимов Е.К., 1956; Малов Н.М., 2003, с. 215, рис. 9, 3). Наконечник с манжетой, но без ушка и округлым сечением стержня выявлен в Медянниково (Малов Н.М., 2003, с. 218, рис. 12, 5).
Характерно, что все эти разнообразные наконечники сопровождаются керамикой, в которой наблюдается разная степень нивелировки покровских признаков или явно выраженная синкретичность сосудов (там же, с. 215, рис. 9, 1, 218, рис. 12, 1), но копья покровского типа в Нижнем Поволжье встречаются в единых комплексах с посудой, в морфологии которой именно покровские черты представлены в полном объеме.
Конструктивные признаки покровских копий близки сейминским, что весьма обстоятельно доказано В.С. Бочкаревым на основе широкого пространственного и морфологического анализа (Бочкарев В.С., 1986; он же, 2004). Предложенная им методика исчисления индекса общих пропорций наконечников (Д2 / Д1 х 100) помещает Ивановское копье (с индексом 58,5) в группу короткоперых изделий, что полностью соответствует именно покровскому типу. Отметим заметную особенность нашего наконечника очень короткий переход ребра стержня на выступающую часть втулки (всего 1 см), что весьма близко показателям копья из Большой Плавицы (Примечательно, что индекс экземпляра из Плавицы (67,4), морфологически наиболее близкого нашему наконечнику, выходит за рамки покровско-сейменской группы и более соответствует показателям Турбино). В этом смысле им также близки наконечники из Пярну и б. Симбирской губ. (Черных Е.Н., Кузьминых С.В., 1989, с. 84, рис. 44, 2, 3). Между тем, для большинства сейменских наконечников (66,6%) характерно значительное захождение ребра на втулку, иногда до самого устья, тогда как у турбинских копий втулка всегда гладкая (Бочкарев В.С., 2004, с. 394).
Вполне логично выделять экземпляры с ромбическим сечением стержней, манжетами и округлыми ушками в особую «покровскую» группу бронзовых литых наконечников копий (Покровск-7/3, 8; Ивановский-1/8, Бол. Плавица, Сейма, Курск, Пярну, Юрино, Подгремячинская) с боковыми вариантами (Карамыш, Медянниково, Благодатное). Но, учитывая их определенную вариативность по общим пропорциям, необходимо, может быть, также следовать региональному принципу. Представляется, что длинноперые покровские варианты могли сформироваться в лесостепной зоне, близкой к Сейме, которая испытывала большее влияние турбинской традиции, а короткоперые были выработаны южнее, возможно, на границе степи и лесостепи в Нижнем Поволжье.
Это не значит, что здесь бытовал абсолютно чистый покровский тип наконечников. Копье из Березовки, обнаруженное И.И. Дремовым в степном Заволжье (Дремов И.И., 1997), более соответствует сейминско-каргулинскому типу с валиками (Черных Е.Н., Кузьминых С.В., 1989, с. 83, рис. 42, 1, 43, 1), а также группе КД–32, в которую входит известный наконечник из Решного (там же. 1989, с. 85, рис. 45, 1, 2, 4), хотя явно выраженная манжета березовского экземпляра заметно отлична от раструбовидных оснований втулок этой группы. Вполне возможно, что копья с раструбовидными втулками и ушками, лишенные валиков и горизонтальных бороздок (там же, с. 85, рис. 45, 3, 5, 7) происходят именно от «покровского» типа. Наиболее полно может соответствовать такому производному варианту наконечник из Засеченского могильника поздняковской культуры, исследованного в Рязанской области (Челяпов В.П. и др., 1993, с. 199, табл. V, 1).
Наблюдаемая ситуация связана с проблемой памятников покровского типа, точнее позднего этапа развития покровского феномена (примерно XVII-начало XVI вв. до н.э.). В материалах кургана у разъезда Ивановский опосредованно отразились драматические процессы формирования срубной археологической культуры, в сложении которой в Нижнем Поволжье участвовали многие посткатакомбные культурные компоненты (лолинский, бабинский, криволукский, вероятно вольско-лбищенский), но ведущим и консолидирующим являлся именно покровский культурный тип.
Единственное впускное погребение в насыпи (7), попавшее в створ основной могилы и, к счастью, не потревожившее инвентарь кенотафа, было внедрено в курган в начале раннего железного века. Характерные признаки погребального обряда – скорченное положение умершего, восточная ориентировка, позиция рук, в сопровождении характерного инвентаря (сосуд и оселок) позволяют относить данный комплекс к так называемому «переходному» (для Поволжья) периоду от бронзового века к эпохе раннего железа, или предсавроматскому времени, что соответствует раннечерногоровскому этапу киммерийской культуры в Северном Причерноморье. Некоторые детали погребального сооружения, отмеченные в этом комплексе (квадратная площадка, канавка по периметру, гравийная забутовка, имитирующая каменный ящик), представляются новыми для переходных памятников Нижнего Поволжья. Очевидно, сложности фиксации особенностей киммерийских могил связаны, прежде всего, с тем, что они в подавляющем своем большинстве являются впускными в более древние насыпи, а индивидуальные курганы над ними – большая редкость.
В Северном Причерноморье наиболее ранние черногоровские комплексы обнаруживают генетическую преемственность с подстилающим горизонтом белозерской культуры, в частности, в конструктивных особенностях погребальных сооружений. Нам особенно интересны те комплексы редких захоронений под индивидуальными насыпями, которые устроены в обширных квадратных ямах с канавками по всему периметру, предназначенными для сложных деревянных конструкций, например, курган № 2 у Степного под Днепропетровском и курган № 6 у с. Александровка в Запорожской области (Ромашко В.А., 1980, с. 81, рис. 2). Такие конструкции фиксируются на раннем этапе РЖВ, в рамках XI-VIII вв. до н.э. Любопытно, что камень при их сооружении не использовался, поэтому раннекиммерийский комплекс из Ивановского кургана, где отмечена забутовка канавки гравием, представляется явлением неординарным, тем более для восточного ареала распространения памятников предскифского типа. Здесь, в пределах выделенной северо-восточной зоны памятников черногоровского типа, Саратовское правобережье выглядит белым пятном (известны лишь два комплекса на р. Курдюм) (Дубовская О.Р., 1993, с. 150, рис. 72). Наше погребение из Ивановского территориально близко курдюмским, а южнее переходные памятники отмечены только в районе излучины Дона. Примерно так же распределены в нижневолжском правобережье случайные находки киммерийского времени (Тихонов В.В. и др., 1999, с. 158-174).
Черногоровские сосуды, близкие ивановскому, квалифицируются как лощеные кубки, причем, неорнаментированные варианты таких малых сосудов с уплощенным, неустойчивым днищем встречаются довольно широко во всех локальных зонах (Дубовская О.Р., 1993, с. 152, рис. 73). Часто встречаются и каменные оселки с отверстиями, которые, по мнению исследователей, переходят в черногоровский пласт из финальных культур эпохи бронзы (там же, с. 142).
В завершение отметим, что уникальные материалы эпохи бронзы из Ивановского кургана вновь подтверждают культурную исключительность нижневолжского пограничья степи и лесостепи, где наблюдается наиболее плотная локализация престижных воинско-вождеских комплексов с покровскими наконечниками копий.