Ушёл из жизни Евгений Константинович. Такое событие всегда печально, когда нас покидает близкий человек. Оставалось немногим меньше трех месяцев до его юбилея – 90-летия. И эти почти девяносто лет его жизни были насыщены музейной и преподавательской работой, научными исследованиями по археологии и краеведению. О многогранной личности Е.К. Максимова уже написано много работ, в том числе и в этом издании.[1]
Мне же просто хочется вспомнить все светлое и доброе, что ассоциируется у меня с Евгением Константиновичем, моим первым учителем в археологии.
На нашем курсе исторического факультета СГУ (1975-1980 годов обучения) Евгений Константинович Максимов был куратором, читал нам курсы лекций по археологии, истории первобытного общества и полевой археологии. Так уж получилось, что он в те годы оказался единственным специалистом по археологии Саратовского края на факультете. Он же проводил археологические практики в Поволжье. На курсе Евгения Константиновича искренне уважали и любили. Всегда спокойный, доброжелательный, заботливый. Лекции читал непринужденно, как человек, знающий свой предмет не по кабинетным и библиотечным изысканиям, а как полевой исследователь, который сам раскапывал памятники тех культур, о которых рассказывал нам. Часто с юмором, но всегда основательно и подробно, особенно когда речь шла непосредственно о культурах и древних народах нашего региона. Евгений Константинович часто шутил: «Не бойтесь вы предстоящих экзаменов, вам стоит только рот раскрыть и сказать одну фразу – и тройка обеспечена. А уж если какую культуру назовете – то четыре. За пятерку я вас поспрашиваю». Но это была только шутка. Спрашивал на экзаменах по настоящему, но и без излишней въедливости, обычно свойственной не самым интеллектуальным преподавателям.
Со своими учениками, специализировавшимися на археологии, работал индивидуально и не жалел на это времени. Часто семинары по специальности проходили у него дома, где у Евгения Константиновича находился научный архив и замечательная библиотека. Так что студент получал и необходимые материалы для диплома, и редкую литературу, которую не всегда можно было найти даже в нашей замечательной университетской «научке» – НБ СГУ. Специализировавшихся по археологии у Евгения Константиновича было немного, что позволяло ему найти индивидуальный подход к каждому и постепенно обучать азам научной деятельности, как в аудитории, так и во время полевых археологических практик.
Археологическая практика – она несколько выбивается из ряда остальных практик, которые мы проходили за время обучения на истфаке. Именно на этой практике человек раскрывается полностью, сразу становится ясно, кто есть кто. И замечательно, что она сразу первая в ряду остальных, ты уже знаешь после нее все о характерах окружающих тебя однокурсников. Первая археологическая практика обычно сближает людей и запоминается на всю жизнь. Но тут очень важна атмосфера самой экспедиции, которую создает её руководитель, и который сам предстает перед студентами в ином качестве в неформальной обстановке.
В плане создания необходимой рабочей атмосферы Евгению Константиновичу не было равных, об этом среди первокурсников ходили легенды еще задолго до начала экспедиционного периода. Атмосфера эта начинала создаваться Евгением Константиновичем еще в аудитории, когда он читал обязательную лекцию по технике безопасности. Это, в общем-то, была и не лекция, а передача полевого опыта. Каждый пункт инструкции тут же оживлялся конкретным примером из практики и студенты навсегда запоминали, что климат у нас жаркий (головной убор обязателен, а то вот был случай…), но ночью бывает и холодно (теплая одежда также обязательна, иначе у вечернего костра не посидишь); что продукты нельзя хранить у себя в палатке под спальником (муравьи, а то и мыши обеспечены) – место им в специально выкопанном погребе и специальной палатке; а по прибытии на место первым делом надо обойти и внимательно осмотреть всю территорию лагеря, чтобы вечером в темноте не попасть ногой в сурчиную нору или канаву и т.д.
Иногда заранее формировалась бригада «квартирьеров», которая отправлялась в поле немного раньше основного состава и обустраивала полевой лагерь. Чаще всего же обустройство лагеря производилось общими усилиями и именно тогда закладывались основы и традиции доброжелательного общения. Евгений Константинович, как опытный человек сразу мог определить, кому какую дать работу: старшекурсникам, которые всегда были в его экспедициях, посложнее, практикантам – попроще.
Этот же принцип применялся и на раскопе. И всегда Евгений Константинович делал это с присущим ему тактом и юмором. Он всегда старался создать в экспедиции атмосферу взаимного уважения и взаимопомощи. В результате работа проходила в спокойном ритме, каждый знал свой участок работы.
Аналогично и после работы на отдыхе. Я не припомню в экспедициях Евгения Константиновича ни одного сколь-нибудь значимого конфликта, наоборот, непривычные для первокурсников условия полевой жизни сплачивали людей и не в последнюю очередь в этом заслуга Евгения Константиновича. Он старался привить нам старые археологические традиции, как в работе, так на отдыхе. На раскопе – не работать босиком и без головного убора, но при зачистке любых пятен на материке – разуйся, ибо любая обувь оставляет следы, которые потом будут видны на фотографии. Рабочее место должно содержаться в порядке – по краю раскопа всегда должна быть полоса чистой земли шириной 40-50 см, так называемая берма, которая не давала земле засыпаться обратно в раскоп; курить только за пределами раскопа – никакого лишнего мусора на раскопе быть не должно; по отвалам не ходить, опасно, так как работающий человек не обязан каждую лопату земли провожать взглядом. Дежурным по кухне в обязательном порядке часам к десяти-одиннадцати принести на раскоп ведро горячего чая (воду брали сразу с собой).
После работы и ужина – традиционный вечерний чай у костра, игры, песни. Как-то раз в чисто мужской компании, чтобы скрасить долгое ожидание машины, которая должна была нас забрать из экспедиции вторым рейсом, Евгений Константинович исполнил нам экспедиционные песни своей молодости. Мы были поражены – предыдущие поколения археологов пели другие песни, но общий дух и суть были теми же. Особенно в неформальных вариантах, не исполняющихся на широкую публику. И конечно навсегда запоминалась традиция посвящения в археологи и «археологическая ёлочка», торжественно сжигавшаяся в конце праздника под коллективное исполнение археологического гимна.
Существовали и строгие правила, которые также были старыми экспедиционными традициями. Например, если кто-то якобы «приболел», то человека не отправляли на раскоп, он оставался в лагере, но с одним условием – находиться все время в палатке. К обеду происходило чудесное исцеление, попробуй в тридцатиградусную, а то и больше, жару высидеть в палатке. Старый, проверенный во многих экспедициях метод, если конечно студент не болел по-настоящему.
Если практикант намного опаздывал к обеду, то получал вместо первого и второго банку кильки в томатном соусе. Дежурные «повара» ведь не обязаны все время подогревать на костре пищу для опоздавших, да и посуду надо сразу мыть. Тоже действенный метод воспитания.
Но подобные «наказания» воспринимались как должное и приучали к ответственности и дисциплинированности. Тем более, что Евгений Константинович был очень тактичен, никогда не допускал пренебрежительного отношения ко всем без исключения членам экспедиции.
И надо сказать, что мы, его ученики также в дальнейшем строили взаимоотношения в экспедициях ориентируясь на ту атмосферу уважения и доброжелательности друг к другу, которые привил нам Евгений Константинович.
Прошло более десяти лет, как я закончил университет, и уже сам руководил экспедицией. Как-то вечером, в разгар экспедиции к нам прибыл, как сейчас говорят, волонтер, изъявивший желание испытать себя в экспедиции. Наутро мы погрузились в машину и поехали на раскоп в нескольких километрах от лагеря. На месте все сразу разошлись по своим участкам и раскопам и сразу приступили к работе. Показали и новичку, что и как надо делать. Надо сказать, что утренние часы в экспедиции самые продуктивные и все, не спеша, с обычными шутками и прибаутками делали свою работу: вскапывали культурный слой, просматривали его, фиксировали находки на планах, отодвигали отвалы. Ближе к обеду, во время перекура наш волонтер совершенно обескураженным тоном сообщил нам, что он никогда не работал в такой спокойной обстановке, он был просто потрясен этим, обычным для нас, обстоятельством. А я про себя сразу вспомнил Евгения Константиновича и мысленно поблагодарил его за науку создания нормальной рабочей атмосферы в экспедиции.
Я немного проработал с Евгением Константиновичем в поле после окончания университета, состояние его здоровья к тому времени уже не позволяло долго находиться в экспедиции и наше общение уже проходило в стенах археологической лаборатории. Но те навыки и умения, что я приобрел у него тогда, остались уже навсегда. Да и в лаборатории я оказался в качестве ученика Евгения Константиновича, и направление моей дальнейшей научной деятельности было рекомендовано им.
Нельзя не вспомнить редакторскую работу Е.К. Максимова. В восьмидесятые годы прошлого века опубликоваться в научных изданиях по сравнению с нашими теперешними временами, было, мягко говоря, посложнее. С другой стороны, это положительно сказывалось на качестве работ – бумага для сборников «лимитировалась». И до такой степени «лимитировалась», что как сказал один из наших уважаемых коллег: «к сожалению, многие памятники археологии у нас напечатаны, но не опубликованы». И в подтверждение своей правоты показал один из сборников форматом А8, где на этой маленькой страничке размещалась иллюстрация с двумя-тремя десятками позиций. А в археологии графическая иллюстрация очень часто несет намного большую информацию, чем текст.
Евгений Константинович никогда не отказывался просмотреть наши статьи перед публикацией и внести редакторские правки. Обычно на полях рукописи мелким, аккуратным почерком были вписаны его замечания. И здесь Евгений Константинович всегда оставался самим собой – все это было сделано тактично и с уважением к мнению молодого исследователя. Если в какой-то приводимой аналогии он сомневался, рекомендовал посмотреть несколько работ, в которых возможно, есть необходимая информация. И приводились эти работы по памяти.
Если высказываемое мнение было на его взгляд слишком спорным, он предлагал привести и другие точки зрения. Или добавить во фразе слово «вероятно». Учил нас умению вести научную дискуссию, уважать мнение оппонентов. Это сказалось позже на наших взаимоотношениях с коллегами – при всей нашей разности во многих общих и частных вопросах археологии, мы остаемся друзьями с пониманием одной старой и простой поговорки: в споре рождается истина.
И даже уже спустя многие годы, когда мы вместе работали в университетской археологической лаборатории, Евгений Константинович никогда не отказывал в редакторской помощи, будь это научный сборник или статья. Очень тщательно он просмотрел и мою научно-популярную книгу. И сделал ряд ценных замечаний относительно компоновки глав, использования терминов, удобочитаемости и т.п. К тому времени Евгений Константинович все больше времени отдавал краеведению и у него был большой опыт адаптации научных текстов к популярному и понятному читателю изложению сухих научных фактов.
Сам же Евгений Константинович, в условиях дефицита квалифицированных специалистов на протяжении всей своей археологической деятельности копал памятники всех археологических эпох, известных к тому времени на территории области, что обусловило его поистине энциклопедические знания в этой сфере. Естественно, свою немалую лепту в археологическую эрудицию внесла и работа в музее и университете. Конечно, какие-то эпохи и культуры он знал лучше – чаще их копал и иногда просто поражал нас совершенно неизвестными по публикациям фактами, поскольку он работал во многих экспедициях в Поволжье. А рассказчиком он был замечательным, неспешным и с тонким юмором.
Е.К. Максимов был замечательным археологом и краеведом, но со второй гранью его творчества я знаком только по его многочисленным и увлекательным работам о Саратовском крае и Саратове. Но один раз, я хотя и весьма косвенно, помог его краеведческой деятельности. Вспоминаю, что когда я был еще студентом, ко мне подошел Евгений Константинович с весьма тогда для меня необычной просьбой – чтобы я, будучи на каникулах в Минске, привез для него одну книгу: «Минск на старых открытках». На белорусском языке правда, но это не столь важно. Естественно, я выполнил просьбу уважаемого преподавателя, тем более что тиражи тогда по сравнению с современными были просто фантастическими, а литература на белорусском раскупалась плохо.
Через некоторое время я понял смысл этой просьбы, когда держал в руках книгу Е.К. Максимова «Саратов на старых открытках» (совм. с В.Х. Валеевым). И надо сказать, что книга саратовских авторов была намного, если можно так выразиться о популярном издании, фундаментальнее и намного более качественной в полиграфическом отношении.
Уже в новом XX веке, когда Евгений Константинович был на пенсии, краеведческую работу он не оставил и я частенько встречался с ним в НПЦ по сохранению культурного наследия Саратовской области, куда он заходил к своему коллеге и тоже известному краеведу В.И. Давыдову.
Я был дома у Евгения Константиновича за полгода до его кончины. Он жаловался, что ему трудно выходить из дома (пятый этаж без лифта), но работу он не прекращал, рассказывал над чем работает, интересовался нашими новыми исследованиями и как всегда не преминул пошутить – навыдумывали вы слишком много новых культур, в них теперь и не разберешься. Но это Евгений Константинович лукавил – он был универсальным специалистом по большинству археологических эпох, обладал феноменальной памятью, следил за новой литературой (хвалил, что мы уже и по отдельным памятникам монографии пишем) и был для нас непререкаемым авторитетом как в науке, так и в простых человеческих отношениях.
Как-то, еще в археологической лаборатории СГУ он просто сразил нас, когда в алфавитном порядке стал давать характеристики практически всем известным советским археологам старшего поколения. Со всеми он поддерживал теплые дружеские отношения (а это подтверждали многочисленные книги с дарственными надписями из его библиотеки) и для всех он нашел много хороших слов, но и не без юмора. Даже здесь он остался самим собой – доброжелательным и деликатным.
И хотя я здесь высказал свою чисто личную точку зрения о Евгении Константиновиче, основанную на опыте многолетнего общения, я думаю, что со мной согласится целое поколение саратовских археологов, для которых он был первым Учителем и Наставником в нашей науке.
[1] Семёнова И.В., Дрёмов И.И. Патриарх саратовских археологов // Археологическое наследие Саратовского края. Охрана и исследования в 1997 году. Саратов, 1999. Вып. 3, с. 3-12.
Археологическое наследие Саратовского края. Вып. 15. 2017. К оглавлению.