Как уже говорилось выше, сосуд из захоронения № 3 (рис. 1, 2) был ошибочно опубликован не только в зарубежном издании, но и записан в музейной коллекции за погребением № 2 (Инв. № 589).
Сосуды с такими параметрами и указателями формы единичны в нижневолжских погребениях (Покровск к. 35, п. 2, Бородаевка к. 1, п. 24) покровского типа. Все они без орнамента, с примесью толченых раковин. Два из трех со следами починки (в Бородаевке металлические скрепки) и происходят из социально-значимых погребений в крупных могильных ямах. Среди округлобоких покровских сосудов они образуют особую подгруппу V (Малов Н.М., 1992): широкогорлые, с высоким отогнутым венчиком и внутренним желобком абашевского типа, наибольшее расширение тулова на его середине или в верхней трети, поверхность со следами от “расчесов”.
Череп из этого погребения мужской возмужалый, расовый тип – европеоидный, мезокранный, возможно, средиземноморский (Дебец Г.Ф., 1936, с. 74. Прил. 1; Фирштейн Б.В., 1957. Л. 20). Сравнив покровские черепа с пепкинской серией, Б.В. Фирштейн отметила: “Однако в группе из Покровских курганов имеются и более грацильные черепа с невысокой коробкой, узким лицом, сходные по этим признакам с абашевскими (к. 7, п. 3, к. 23). Трудно судить, являются ли эти отдельные черепа индивидуальными отклонениями в группе или это результат примеси другого племени с несколько иным европеоидным антропологическим типом” (Фирштейн Б.В., 1970, с. 26; Малов Н.М., 1992, с. 6). Население эпохи поздней бронзы Поволжья, по мнению ведущих отечественных антропологов, представляется неоднородным. Здесь отмечается существование двух антропологических вариантов: долихокранного, среди которого есть средиземноморские и протоевропеоидные типы, и мезобрахикранного с андроновским и близким к нему типом (Фирштейн, Б.В. 1967, с. 140). Поскольку абашевские элементы фиксируются в покровской керамике, то наличие черепов, близких к “пепкинским”, можно рассматривать как следствие проникновения “абашевского антропологического типа” в покровскую среду. Краниологические данные по покровским захоронениям с “абашоидной” керамикой и “пепкинским антропологическим типом” подтверждают правомерность отчленения покровской культуры от срубной. Вероятно, поэтому пепкинская серия обнаруживает большое сходство не с поволжскими срубными, а с западными (Шевченко А.В., 1984, с. 67).
Наконечник стрелы изготовлен из светло-серого кремня (рис. 1, 12). Его общая длина 6,5 см; ширина основания пера 1, 6 см; длина черешка для насада древка 1,5 см. Такие предметы, с подтреугольным или закругленным основанием, широко представлены в древностях покровского типа и в синхронном блоке культур начального этапа Волго-Уральского очага культурогенеза (Малов Н.М., 1992, с. 12–13). Этим наконечником, вероятно, и был поражен погребенный (Малов Н.М., 1989, с. 90). Произвольное суждение самарских исследователей о том, что в “потаповских” памятниках чаще, чем в покровских, встречаются более разнообразные колчанные наборы и черешковые наконечники стрел (Васильев И.Б., Кузнецов П.Ф., Семенова А.П., 1995, с. 36), не подтверждается статистическими данными. В покровских погребениях колчанные наборы встречаются не реже, чем в “потаповских”, они достаточно разнообразны, а среди кремневых и кварцитовых наконечников преобладают черешковые (Малов Н.М., 1992, с. 12). Такие же категории черешковых наконечников присутствуют в “потаповских” и “синташтинско-аркаимских” памятниках.
Костяной цилиндрик, встреченный в районе шеи, имел высоту 2 см, внешний диаметр около 1,5 см, толщину стенок 0,3 – 0,4 см (рис. 1, 9). Он сохранился во фрагментах, может быть отнесен к категории украшений разряда V–26 (Малов Н.М., 1992, с. 40–41, рис. 4, 12, 15, 17), встречающихся в других комплексах покровской культуры: Старицкое (к.1, п.2), Максимовка (к.2, п. 3), Покровск (к. 15, п. 2). Такие “пронизки” изготовлены из тонких трубчатых костей животных.
В треснувший конец костяной трубочки вставлена орнаментированная пластинка (рис. 1, 13), являющаяся половинкой от составного концевого “яблочка” древка стрелы (Малов Н.М., 1991а). Эту трубочку (рис. 1, 14, 15) иногда ошибочно воспроизводят с орнаментом. При этом за крестообразные линии, по недоразумению, воспринимается бечевка для крепления предмета к планшету, с которого трубочка и фотографировалась для зарубежной публикации (Rykov P., 1927). Экземпляр этой фотографии есть в архиве И.В.Синицына (ГАСО). На фото четко видно, что трубочка закреплена на планшете крестообразной пересекающейся бечевкой. Кроме того, орнамент отсутствует на этой трубочке и в отечественной публикации (Рыков П.С., 1927, с. 97, рис. 21). Концевой вток (“яблочко”) от древка стрелы с внешней стороны заполирован. Его боковое ушко украшено параллельными резными линиями, на внутренней стороне есть уступ для упора тетивы. В сочетании со втоком и медной ленточкой, трубочка не могла быть музыкальным инструментом – “свирелью”.
Металлическая накладка сложена вдвое из медного листа, который в развернутом виде имел овальную форму размером 12 х 15 см. Она охватывала с двух сторон край стенки крупного деревянного сосуда (рис. 3, 1).
Поволжские археологи достаточно давно стали интересоваться погребениями с деревянной посудой. Историографы не заметили, что впервые Н.К. Арзютов детально изучил остатки этого деревянного сосуда. Исследователь полагал, что он предназначался для ритуальных празднеств, а металлическая накладка служила заплатой для починки долбленой чаши или корытца диаметром 35 см с округлыми углами (Арзютов Н.К., 1931, с. 129-133). П.С. Рыков также полагал, что в Покровских курганах (7, 29) эпохи поздней бронзы были чаши и блюда (Рыков П.С., 1936, с. 46). К.Ф. Смирнов отметил, что бронзовые накладки чаще всего встречаются в “богатых” погребениях (Смирнов К.Ф., 1960, с. 246). Вероятно, они предназначались не только для ремонта деревянных сосудов, но выполняли другие важные функции: закрывали, укрепляли и украшали какую-то одну, особую знаковую часть их края.
Сейчас своеобразные деревянные сосуды с бронзовыми накладками чаще всего трактуют как вместилища священного напитка Сомы, которые клали в могилы лицам, выполнявшим “жреческие” функции (Отрощенко В.В., 1984, с. 88; Отрощенко В.В., 1993). Однако не следует чрезмерно увлекаться и относить абсолютно все погребения с деревянными сосудами и бронзовыми накладками к категории “жреческих”. Дело в том, что деревянная посуда появилась еще в эпоху присваивающего хозяйства и стала использоваться раньше керамической. Поэтому деревянные чаши и другая деревянная посуда использовалась не только “жрецами”, а также широко применялась остальной частью населения в качестве различной домашней утвари. Эти деревянные сосуды не однородны функционально и форма у них различна. Так, например, в нижневолжских покровских погребениях (Скатовка, к. 11; Быково I, к. 9, п. 4; В. Балыклей, к. 2, п. 4; Алексеевка II, п. 8; Ерзовка I, к. 6; Березовка, к. 3, п. 2 и др.) встречаются не только деревянные чаши. Здесь есть блюда и острореберные сосудики с одной металлической накладкой (Малов Н.М., 1989, с. 88; Малов Н.М., 1992, с. 13). Кроме того, в поволжских памятниках срубной культурно-исторической области встречается и другая деревянная посуда. Это плетеные корзины и колоды (Синицын И.В., 1960, с. 130-131, рис. 49, 1; Кузьмина О.В., 1983, с. 9). Бронзовые пластинки-накладки являются еще одной категорией инвентаря, позволяющей сопоставлять покровские комплексы Поволжья с Бородинским кладом и “КМК” (Отрощенко В.В., 1977, с. 13).
Маленький медный “ножичек-дротик” (рис. 1, 11) с четырехгранным черешком и ребристой нервюрой изготовлен из металла химической группы ВК (Черных Е.Н., 1970, с. 65, рис. 56–44, табл. 1, № 1704). Максимальная ширина пера 2 см, черешка 0,2 см. Изделия близкой формы и параметров с нервюрой на пере чаще всего встречаются в абашевских и покровских древностях (Малов Н.М., 1991, с. 33-34). Иногда данный покровский предмет относят к категории самых ранних черешковых наконечников стрел листовидной форм (Аванесова Н.А., 1991, рис. 40, 1). Но вряд ли он являлся наконечником стрелы. Дело в том, что, относительно пера, «черешок-насад» слегка отогнут в плане. Это не характерно для черешковолистовидных наконечников стрел. Поэтому создается впечатление, что его лезвия выполняли режущие, производственные, а не боевые функции. Полагаю, что из-за этого, а также по характеру основания и форме верхушки пера, данный предмет не следует включать в конечный типологический разряд наконечников стрел. Такие изделия, одно из которых встречено в Березовском погребении с наконечником копья, иногда определяемые как бритвы, заслуживают специального рассмотрения.
Не вполне ясны функции предмета, состоящего из шестигранного бронзового стержня (рис. 1, 10) и костяного цилиндра из трубчатой кости (рис. 1, 5). Судя по обломкам, высота сохранившейся его части около 2,5 см, внешний диаметр около 2 см, внутренний – 1 см. Костяные фрагменты покрыты зелеными окислами, вероятно, от бронзового стержня. Предмет имел в стенке не менее трех овальных отверстий размером 1х0,5 см, с желобчатыми следами сработанности на внутренней стороне. Полукруглая
бороздка от сработанности проходит по внутренней стенке, между отверстиями. Длина шестигранного стержня 3 см. Один его конец притуплен, а другой острый и слегка изогнут. Не так давно два аналогичных костяных изделия обнаружены в закрытом комплексе могильника Селезни-2. Их функционально связывают с креплением и распределением ремней (Пряхин А.Д., Моисеев Н.Б., Беседин В.И., 1998, с. 12 13, рис. 6, 3, 6). Такая же связь не исключена для покровского цилиндра, где отверстия сработаны и потерты. Однако функциональное предназначение этих предметов, состоящих из бронзового стержня и костяного футляра, пока остается неопределенным. Возможно, что они выполняли не одну функцию, а могли крепиться на тонкую деревянную рукоятку плети, конец которой вставлялся в костяной цилиндр. Через овальные отверстия в его стенках проходил один или несколько кожаных ремешков. В этот же конец рукояти, входивший в цилиндр, сверху вбивался, как гвоздь, острый металлический стержень. Таким образом, конец рукояти плотно крепился в костяном футляре. Иногда этот покровский бронзовый стержень и костяной цилиндр неверно воспроизводят (рис. 1, 8) как шило с “сохранившейся деревянной рукоятью” (Кривцова-Гракова О.А., 1955, с. 55–57, рис. 12, 23).
Расчеты показывают, что могила № 3 имела очень крупный объем 22, 2 куб. м. В Нижнем Поволжье оставление черепов животных (МРС – 22, КРС – 15, скота, лошади – 7) на краю и в могиле, сложное перекрытие в виде сруба со столбом, крупная яма характеризуют наиболее социально значимые мужские погребения покровской культуры (Малов Н.М., 1989, с. 86, 92).
Археологическое наследие Саратовского края. Охрана и исследования в 2001 году. Вып. 5. К оглавлению.