Характерно, что каменные наконечники стрел не встречаются вместе с костяными втоками (за редким исключением), а втоки встречаются без наконечников стрел (Березовка 3/2; Натальино 7/1; Натальино 11/1 и др.). Н.М. Малов объяснил это тем, что стрелы с кремневыми наконечниками не требовали их оснащения костяными втоками, в отличие от стрел с наконечниками из кости (Малов Н.М., 1991, с. 25), а В.В. Цимиданов отнес их к различным хронологическим группам (Цимиданов В.В., 1992, c. 6-9).
Можно сделать и другое предположение, исходящее из семантики стрелы. А.С. Уваров еще в XIX веке убедительно показал связь представлений у европейских народов о каменных наконечниках стрел и топоров (перуновых стрелок) с культом бога-громовержца (Уваров А.С., 1889, с. 1-19) (А.С. Уваров привел многочисленные фольклорные материалы о небесном происхождении громовых стрелок, как оружии богов против демонов; предположил, что “предания шли с Азиатского материка, где существовали легенды о громовых стрелах и, вероятно, они перешли в Европу по тому же пути, по какому в свое время перешли народы, приносившие с собой каменные орудия”; привел случаи находок каменных орудий, оправленных в драгоценные металлы, и каменных топоров и тесел с ритуальными надписями в более поздних погребениях в Европе). Связь “громовиков” — каменных наконечников стрел , топоров, бронзовых копий с молнией и громовержцем в фольклоре широкого круга индоевропейских народов исследована В.В. Ивановым и В.Н. Топоровым. На основании того, что громовержец побеждает своего вечного противника змея либо каменными стрелами, топорами, либо бронзовыми копьями, они сделали вывод о времени формирования основного мифа — не позже бронзового века с конца III тыс. до н. э. “Индоевропейская форма мифа весьма специфична и носит отпечаток определенной исторической эпохи. Атрибуты героя мифа — конь, колесница, оружие из бронзы или каменные стрелы… Герой мифа — вождь боевой дружины, поэтому в текстах, связанных с ним, подчеркивается военная функция” (Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н., 1974, с. 166-158). Формы некоторых костяных втоков в виде головок змей (Натальино 7/1, 11/1 и др.) указывают на ассоциацию нижнего конца стрел в бронзовом веке со змеем — противником громовержца и хозяином загробного мира. Начало и конец стрелы сочетают, таким образом, две противоположные силы, объединенные древком. Смерть нарушала это единство противоположностей, и в могилу, поэтому, клали сломанные стрелы, либо их верхнюю, либо нижнюю часть, посвященные различным равно могущественным и почитаемым божествам. При этом выбор мог зависеть, например, от времени года, так как громовержец проявлял свое могущество в летний период, а его противник — в зимний. Костяные наконечники стрел изредка встречаются вместе со втоками. Не исключено, что они, как предположил Н.М. Малов, использовались преимущественно для охоты (Малов Н.М., 1991, с. 25) и не ассоциировались с громовержцем — богом-воителем. Возможно, это стрелы солярного божества (солнечные стрелы), передвигавшегося, как и громовержец, на колеснице. Каменные наконечники стрел могут быть воинским атрибутом, могут символизировать громовержца (Уваров А.С., 1889, с. 1-19) или указывать на социальное положение погребенного (каста воинов?).
Представляют интерес обломки изогнутых орнаментированных костяных пластин из ребер животного с отверстиями для креплений, содержавшихся в комплексе Березовского кургана. Аналогичные пластины, также орнаментированные косыми пересекающимися линиями, были в кургане с копьем в Покровске, к. 15, п. 2 (не сохранились). Такая же накладка вместе с шипами от псалиев была найдена в 1995 году в кургане у с. Латухино на окраине Саратова, но и она находилась в переотложенном состоянии (Кочерженко О.В., 1996, с. 53-56). Возможно, они использовались в качестве накладок на лук или на чехол для лука. Некоторые накладки скифского и средневекового времени похожи на эти как по форме, так и по величине (Медведев А.Ф., 1966, с. 120, табл. 2, рис. 10). Наличие у срубных племен сложного лука уже считается установленным и дискуссий не вызывает (Шишлина Н.И., 1990, с. 23-37). Применение накладок, создающих дополнительную жесткость, позволило уменьшить величину лука и увеличить при этом его дальнобойность. Возможно, что, усиленный лук появился в бронзовом веке для ведения боя на колесницах.
В древнеиндийской мифологии лук является атрибутом бога воителя — громовержца Индры, а один из “странных” эпизодов в Махабхарате, где братья Пандавы прячут свои луки, подвешивая их на священное дерево (Махабхарата. Вирата парва, книга четвертая, гл. 3-6), перекликается с традицией изображения лука, висящего на ветвях мирового дерева у скифов (Раевский Д.С., 1985, с. 201). Значение лука у скифов подчеркивается мифом о происхождении царской власти и об испытании прародителем Таргитаем своих сыновей, состоявшем в натягивании тетивы на тугой отцовский лук. Младший сын, справившийся с этим заданием, получил власть над Скифией (Геродот, IV, 8-10) (По мнению В.В. Цимиданова, костяные пронизки в погребениях являются наконечниками плети или трости, которые тоже являются инсигниями власти (Цимиданов В.В., 1997, с. 86-88). Вероятно, во многих случаях это так. Однако наличие пронизки в заведомо подчиненном сопровождающем погребении 1 Березовка к. 3 позволяет усомниться, что плеть (трость) в данном случае, как и во многих других рядовых погребениях с пронизками, являлись символами власти. К тому же и незначительный их диаметр 1,5 — 2,5 см явно недостаточен для жезла. Думается, что их назначение многофункционально. В Березовском погребении (п. 1), сопровождающем вождя с копьем и псалиями, заманчиво рассматривать пронизку в качестве насадки на плеть колесничего). Учитывая чрезвычайную редкость подобных накладок и отсутствие их в рядовых захоронениях, можно предположить, что они не имели широкого распространения и являлись украшением луков (?) высшей знати.
Также в единственном экземпляре встречен бронзовый крюк со втулкой в Медяниково, п. 8 (Малов Н.М., 1979, с. 186). Аналогичные предметы широко известны в памятниках катакомбного круга, но для покровского времени этот образец уникален (потаповские крюки конструктивно резко отличаются, т. к. имеют не втулку, а вток). Их назначение не вполне определено. Маловероятно, что это крюк для стаскивания всадника пешим воином, так как в этом случае он должен быть заточен, а имеющиеся экземпляры с территории Поволжья, Зауралья и Северного Прикаспия имеют тупое окончание (Эта идея время от времени высказывается, но не имеет достаточных подтверждений. Например на конференции в Ростове-на-Дону в 1998 году эту мысль пытался аргументировать в прениях В.В. Рогудеев. Однако пока нет сведений об использовании в бронзовом веке верховой езды в военных целях, и возникает вопрос, зачем могло понадобиться вождю, восседающему в колеснице, оружие пешего воина?). По этой же причине сомнительно рассматривать их и как орудие для вылавливания мяса из общего ритуального котла, характерного для более поздних эпох, тем более, что котлы в погребениях не найдены. В Авесте упоминается бычья запряжка, в которой металлический крюк крепится к ярму (Авеста, 1998, Михр-яшт, 10. 125, с. 304, коммент.). Находка втульчатого крюка в погребении средней бронзы с двумя расчлененными и аккуратно сложенными быками на Маныче (кург. гр. II, 33/1; Синицын И. В., 1978) могла бы указывать на такое использование крюков. В Медяниково на краю могилы, содержавшей крюк, лежали кости расчлененных лошадей и, теоретически, он мог быть предназначен для крепления колесницы. Но в Синташте такое крепление не было зафиксировано, крюки в Потаповке не сопровождались предметами упряжи и имели не втулку, а втоки (то есть рассчитывались не на растяжку, а на упор). В Медяниково крюк находился вместе с копьем и, скорее всего, являлся его нижним окончанием — втоком, а точнее упором. Думается, что и в Потаповке такие предметы являлись втоками штандартов, сделанных из несохранившегося материала. Следовательно, навершие в виде копий было характерно лишь для некоторых культурных групп, в том числе покровских. На других территориях использовались другие символы власти, для выяснения специфики и значения которых требуется специальный анализ.
