В настоящее время регион лесостепи-степи Восточной Европы периода поздней бронзы прочно входит в число тех областей, для которых считается несомненным использование боевой колесницы. Данное положение основывается на находках большого числа различных артефактов, связанных с колесничным делом (см. напр.: Генинг В.Ф. и др., 1992; Васильев И.Б. и др., 1994; Пряхин А.Д. и др., 2001; Юдин А.И., Матюхин А.Д., 2006; и мн. др.). Литература, посвященная археологическим находкам, относящимся к колесничному делу в лесостепи-степи Восточной Европы, столь обширна, что заслуживает особой большой историографической работы. Даже просто отдельным элементам конской упряжи посвящаются очень представительные научные сборники (напр.: Псалии, 2004).
В то же время, по поводу реальности боевого использования колесницы в этой зоне рядом исследователей высказываются определенные сомнения. Первая группа сомнений касается военно-организационных возможностей обществ Восточной Европы. С точки зрения, например, воронежского археолога А.В.Моисеева: «… сомнительно, что в обществах эпохи бронзы евразийской степи-лесостепи имелись условия (да и сама потребность) в раскрытии потенциала … колесницы именно как средства ведения боя. Одиночные колесницы довольно беспомощны в сражении…» (Моисеев А.В., 2011, с. 249).
Вторая группа таких сомнений носит «географический» характер. Так, согласно киевскому исследователю С.Д.Лысенко: «Ландшафты Приднепровской лесостепи, с глубокими залесёнными балками, широкими заболоченными поймами, делают тактику колесничного боя здесь малоэффективной» (Лысенко С.Д., 2008, с. 174). Добавим, что данное описание географических реалий может быть отнесено не только к лесостепи Поднепровья, но и ко всем остальным лесостепным районам Восточной Европы, а также и к обширным прилегающим областям степи. Климатические же условия, а именно – наличие снежного покрова в течение 4-5 месяцев в году плюс 2-3 месяца распутицы и вовсе, казалось бы, обесценивают колесницу как военный объект.
Интересную мысль по данной проблеме высказал один из ведущих специалистов по военной истории древности А.К.Нефедкин. С точки зрения ученого, в регионах со сложными географическими условиями колесничные бои могли происходить «по уговору сторон» (Нефедкин А.К., 2001, с. 154). К сожалению, из-за того, что работа касалась несколько иной проблематики, данная мысль у автора не сопровождалась специальной аргументацией и не получила развития.
Нам представляется, что положительный ответ на вопрос о реальности боевого использования колесницы в восточноевропейской лесостепи/степи возможен. Но возможен он только в рамках принятия тезиса о том, что «военная деятельность в догосударственных обществах кардинально отличалась от той, которая характерна для государств» (Шнирельман В.А., 1994, с. 54). Данная разница проявлялась в следующих особенностях: «мелкомасштабность, скоротечность, совпадение боевой организации с родственной, почти полное отсутствие какой-либо строгой военной организации, иерархической соподчиненности и централизованной системы командования, решение только сугубо тактических задач, преобладание ритуальных и социально-психологических целей над экономическими и политическими [курсив мой – В.С.]» (Шнирельман В.А., 1994, с. 56).
Существенное отличие целей «первобытной» войны от войны современной имеет своим результатом то, что ряд аспектов военной деятельности в догосударственных обществах с нашей точки зрения выглядит довольно странно. И в первую очередь это касается такого важного элемента вооруженных действий как полевое сражение, которое весьма серьезно отличалось от привычного для нас фронтального боестолкновения армий государственных образований. В качестве примера приведем описание К.Лухомцем битвы аборигенов Северного Квинсленда (Австралия). По его сообщению, «для решения спорных вопросов на строго определенное место боя [курсив мой – В.С.] сходились общины со всего района. Такая сходка называлась борбоби. Противники сближались, стараясь испугать друг друга воинственными криками и угрожающими жестами … . Впереди таких отрядов всегда шли один или несколько наиболее сильных и искусных воинов, которые и начинали бой, вступая в единоборство. Вначале бросали друг в друга бумеранги, дубинки нулла-нулла или копья, а затем сближались, действуя на этот раз очень тяжелыми дубинками … . Схватка фактически напоминала ордалии: один из противников клал дубинку на землю и защищался щитом, а другой наносил сильный удар по щиту, стремясь его разбить; затем они менялись ролями и так до тех пор, пока кто-либо не разбивал щит противника или тот не просил пощады. Бой по сути дела сводился к серии таких единоборств [курсив мой – В.С.], причем одновременно сражались не более 7-8 пар» (Шнирельман В.А., 1994, с. 85-86).
Приведенный пример не является изолированным. Так, «…испытывая перебои с питанием, аборигены валараи (Новый Южный Уэльс) попросили соседей разрешения использовать их землю. Те ответили отказом, что привело к обострению взаимоотношений и угрозе вооруженного столкновения. Соперники начали подготовку к войне и договорились о времени, месте и числе участвующих воинов [курсив мой – В.С.].» (Шнирельман В.А., 1994, с. 76). Для другой племенной группы – курнаи – «…было известно два основных вида вооруженных действий – набег, в котором участвовала небольшая группа мстителей, и формальный бой, вовлекавший две или несколько групп воинов и происходивший в строго определенном месте по достаточно строгим правилам [курсив мой – В.С.]» (Шнирельман В.А., 1994, с. 79).
Детальная и строгая регламентация полевого сражения была характерна не только для австралийцев. Так, по этнографическим наблюдениям, у меланезийцев о. Тробриан «войны велись с соблюдением строгих правил. Ни одна из них не начиналась без предупреждения … . В начале происходили схватки с применением легкого оружия (палок, дубин, легких копий), которое постоянно носили с собой. Результат: либо примирение, либо настоящая война. В последнем случае правители вождеств призывали своих подданных собраться к определенному дню в столицах. На полдороге между двумя столицами выбиралось и расчищалось место. Единственное оружие, которое применялось на войне: копья и щиты. Битва продолжалась, пока обе стороны держались. Когда воины одной из сторон обращались в бегство, открывался путь к деревням побежденных» (Семенов Ю.И., 1994, с. 41-42).
Типологически близкими были и военные действия в среде племен Новой Гвинеи: «Как правило, битвы происходили при участии многих воинов и зрителей, сопровождались высоким накалом эмоций, но были относительно бескровными … . Такие сражения, как правило, требовали особого рода боевых порядков. Вот что представляли собой последние, например, у дани. Фронт имел глубину 20-30 м, где располагались собственно воины – мужчины 18-30 лет. Из них непосредственно в бою участвовали не более дюжины. Они выдвигались вперед, стреляли из луков или бросали дротики и отходили назад, освобождая место свежим силам. Во втором эшелоне находились военные лидеры, которые голосом руководили боем. Сюда же приходили на отдых уставшие воины. Еще дальше располагались мужчины старшего возраста и подростки, а также недееспособные воины. Все они с интересом наблюдали за битвой» (Шнирельман В.А., 1994, с. 155-156).
Стадиальный, а не этнографический характер «регламентированного» подхода к полевому сражению подтверждают данные о народах российского Крайнего Севера, заведомо никак не связанных ни с каким из вышеупомянутых племен. Приведем описание одного из военных столкновений, в котором друг другу противостояли тазовские ненцы и коалиция энцев и нганасан. Данный пример настолько показателен и ярок, что позволим себе привести описание этого сражения практически полностью.
«На месте встречи двух войск энцы устанавливали модель чума, около которой ставили несколько стрел, направленных в сторону врага, и красный флажок. Увидев этот знак, указывающий, что дальше идти нельзя, ненецкий военный начальник отправил к противнику старика для ведения переговоров, передавшего главе енисейских племен семь основных условий войны …
- С обеих сторон назначить по представителю для ведения военных переговоров. Эти представители должны отличаться от других людей тем, что в их нарты должны быть запряжены по два оленя, а на хореях привязаны красные флаги. Они должны быть неприкосновенны. 2. Местом военных действий назначить озеро Туручедо. 3. Сражение начать следующим утром. 4. Для определения дистанции, с которой начнется сражение, сделать по выстрелу с каждой стороны. 5. При первом наступлении количество войска должно быть равным (в описываемом случае по 50 человек), запасных частей – кто сколько сможет выставить. 6. Каждым последующим утром начинать сражение с того места, где закончили вечером. Ночью не воевать. 7. Для прекращения боя на ночной перерыв выделенные представители должны заехать с обеих сторон с флагами. Мир должен заключиться только после особых переговоров об условиях его заключения. Эти условия были приняты с некоторыми изменениями.
Впереди сходящихся войск шли сыновья военных предводителей, которые произвели первые выстрелы из луков для определения необходимой дистанции. Во время сражения запасные части войск находились на расстоянии 200 м от полосы военных действий. Раненых воинов увозили на оленях домой, а убитые оставались до конца войны на месте сражения. В конце каждого дня производился подсчет потерь. Вместо убитых и раненых выставляли воинов из запасных частей» (Хомич Л.В., 1966, с. 145-146).
Итак, проведенный этнографический экскурс позволяет заключить, что на определенном этапе развития у значительного числа обществ существует такое отношение к войне, при котором полевое сражение как вид военных действий подчиняется достаточно жестким правилам[1]. Регламентируются не только время и место проведения сражения, но и само поведение противников в бою.
Обратимся теперь к описаниям колесничного боя, содержащимся в нарративных источниках[2]. Оказывается, что в ряде письменных традиций содержатся данные, подтверждающие наличие «регламентированности» такого сражения[3].
В кельтской эпической традиции (точнее – в уладском цикле ирландского эпоса) упоминания колесниц связаны прежде всего с использованием их в качестве «военного такси», однако присутствует там и описание реального колесничного боя. И это – как раз бой с оговоренными местом, временем, вооружением и условиями его проведения. Именно так в Саге о похищении быка из Куальнге сражаются у брода Кухулин и Фер Диад:
«Так провели они ночь, а с рассветом поднялись и направились к броду сражений.
— Какое оружие испытаем сегодня, о Фер Диад? – спросил Кухулин.
— До ночи тебе выбирать, — ответил Фер Диад, – ибо я выбирал накануне.
— Тогда испытаем тяжелые длинные копья, – сказал Кухулин, – быть может, удары копья быстрее разрешат наш спор, чем вчерашнее метание. И пусть приведут лошадей да запрягут в колесницы, ибо не пешими будем сегодня сражаться.
— Пусть будет так, – отвечал Фер Диад.
В тот день они взяли широкие, крепкие щиты и тяжелые, длинные копья. С самого рассвета до заката каждый пытался пронзить, опрокинуть и сбросить другого. … Когда же настал вечер, истомились лошади героев, устали возницы и сами бойцы» (Саги…, 2004, с. 342).
В совершенно иной эпической традиции, индийской, где и колесничный бой имеет совсем другой, чем в кельтском мире, характер (воин вооружен не копьем, а луком со стрелами), также представлен целый кодекс правил ведения сражения (Кальянов В.И., 1992, с. 491 след.). И, в частности, для поединка оказываются почти обязательными такие весьма иррациональные, если рассматривать бой с традиционной точки зрения, действия как рассечение стрелами лука противника или срезание ими знамени и зонта на его колеснице (Махабх., VII, 13; 15; 17; 24; 30; 67; 72; 74; 81; 175). «Махабхарата» содержит даже целый пассаж, в котором как будто специально обстоятельно представляются правила колесничного сражения: «С чистою душою и безупречного поведения … они сражались согласно справедливым приемам, желая победить друг друга. Благородного происхождения и безупречные в своих действиях, наделенные большой мудростью, те повелители людей сражались в битве справедливым способом, предусматривая для себя высочайший путь (в потусторонний мир). И не было там ничего несправедливого в битве и не применялось оружия, которое считалось бы недозволенным. Ни стрел с зубчатым острием, ни в виде стрекал, ни смазанных ядом, ни стрел со свободно прикрепленным наконечником, … не применялось там. Ни стрел с колючкообразными остриями, ни стрел, сделанных из черного железа, ни сделанных из костей быков или слонов, ни стрел с двумя остриями, ни стрел, летящих извилисто, также не было там в употреблении. Все те (герои) применяли лишь простое и незапятнанное оружие и жаждали достичь себе славы и потусторонних миров, сражаясь справедливо» (Махабх., VII, 164, 9-13).
И, наконец, даже уже не эпические, а вполне летописные китайские источники периода «борющихся царств» – эпохи тотального господства колесницы на поле сражения – дают, пожалуй, наиболее яркие свидетельства регламентированности колесничного боя. Вот описание одного из таких сражений. Когда в 638 г. до н.э. правитель царства Сун попытался провозгласить себя гегемоном-ба, царство Чу этому решительно воспротивилось. В результате «…произошла битва между войсками Сун и Чу. Чу было намного сильнее. Поэтому, когда чуские войска переправлялись через реку и их порядки были расстроены, советник сунского Сян-гуна буквально умолял своего правителя воспользоваться этим и достичь легкой победы. Но Сян-гун отклонил этот совет как недостойный. Когда чуские войска переправились, но еще не построились в боевые порядки, совет был повторен, но вновь отклонен. А когда чусцы были готовы к сражению и битва началась, сунцы сразу же потерпели поражение, да и сам Сян-гун получил тяжелую рану в бедро, от которой в следующем году умер. В ответ на упреки советника и других сунцев Сян-гун тем не менее твердо заметил, что древние традиции не позволяют ему вести сражение не по правилам [курсив мой – В.С.]» (Васильев Л.С., 2000, с. 369).
Столь же регламентирован китайский колесничный бой и на «микроуровне». В трактате «Цзо чжуань» (X, 21, 5) описывается поединок колесничих во время битвы при Пи между царством Цзинь и чуской коалицией. «Тут перед основным боем встретились колесница князя Чэна из царства Сун и упряжка Хуа Бао, губернатора Лю. «Цзе-лу вез кун-цзе Чэна, а Чжуан Кинь был его копейщиком справа. Кань Чжоу вез Хуа Бао, губернатора Лю, вместе с Чжан Кэ в качестве копейщика. Эти две колесницы встретились, и Чэн стал уже уезжать, когда Хуа позвал: «Чэн!», на что тот рассердился и развернулся [назад]. Когда он стал прикладывать свою стрелу к тетиве, Бао уже согнул свой лук. [Чэн] сказал: «Пусть дух князя Бина также поддержит меня!» На это стрела Бао прошла между ним и [Цзе-лу]. [Опять] он стал прикладывать свою стрелу, когда [Бао] снова уже согнул свой лук. «Не соблюдать очередность, – сказал [Чэн], – это малодушно» [Бао в ответ на это] убрал свою стрелу, а Чэн принес ему смерть» (Нефедкин А.К., 2001, с. 89).
Приведенные пассажи позволяют выявить еще одно свойство, присущее именно колесничному бою. Этот бой имеет аспект не только военно-технический – «сражение по правилам», но и статусно-социальный – «сражение для избранных». Избранность при этом осуществляется по критериям принадлежности к страте с высоким социальным статусом и обладания профессиональным воинским мастерством. Т.е. колесница в данных социумах выступает не столько в качестве технического объекта, увеличивающего военную силу использующего ее бойца, сколько в роли маркера престижности, свидетельствующего об особом мастерстве и социальном статусе применяющего ее представителя страты воинов-профессионалов. Для рассматриваемых здесь социумов степи-лесостепи Восточной Европы эпохи поздней бронзы наличие именно такого социально доминирующего слоя воинов в рамках сложностратифицированного общества было недавно обосновано в нашей совместной с О.В.Кочерженко работе (Кочерженко О.В., Слонов В.Н., 2010, с. 416-417). Археологически с данной социальной прослойкой могут быть сопоставлены прежде всего памятники типа Синташты, Покровска, Потаповки и т.д. А их создатели должны были образовывать правящий элитный слой, стоящий во главе развитого социума, сопоставимого по своим характеристикам с письменными обществами «южных колесничных культур» (Кочерженко О.В., Слонов В.Н., 2010, с. 414-415).
Таким образом, на основании приведенных данных нам представляется возможным сформулировать следующие выводы.
Находки многочисленных и разнохарактерных артефактов, относящихся к колесничному делу, свидетельствуют о том, что колесница в эпоху поздней бронзы в зоне степи и лесостепи Восточной Европы являлась функциональным военным объектом.
Боевое использование колесницы в не слишком для нее подходящих климатических и рельефных условиях было возможно в том случае, если у обществ данного региона существовал подход к войне, в рамках которого полевое сражение воспринималось как бой по договоренности и по правилам. Подобное явление этнографически фиксируется у целого ряда никак не связанных между собой догосударственных социумов, что означает его стадиальный характер.
Сражение на колесницах вели между собой представители страты воинов-профессионалов – носителей особого воинского этоса, – для которых колесница являлась, по-видимому, главным образом социально престижным объектом, а сам бой при этом носил регламентированный характер.
Литература
Васильев И.Б., Кузнецов П.Ф., Семенова А.П. Потаповский курганный могильник индоиранских племен на Волге. Самара, 1994.
Васильев Л.С. Древний Китай. Т. 2. М., 2000.
Генинг В.Ф., Зданович Г.Б., Генинг В.В. Синташта. Челябинск, 1992.
Кальянов В.И. О воинском кодексе чести в Махабхарате // Махабхарата. Кн.VII: Дронапарва / пер. В.И.Кальянова. СПб., 1992.
Кочерженко О.В., Слонов В.Н. О социальной структуре «колесничных» обществ и феномене «колесничных» культур бронзового века Евразии // АМА. 2010. Вып. 14.
Лысенко С.Д. Костяные пряжки Среднего Поднепровья – отголоски «героической эпохи» в Евразийской степи // Происхождение и распространение колесничества. Луганск, 2008.
Моисеев А.В. К вопросу о колесницах эпохи бронзы евразийской степи-лесостепи (происхождение, назначение, значение) // Труды III (XIX) Всероссийского археологического съезда. СПб.-М.-Великий Новгород, 2011. Т.I.
Нефедкин А.К. Боевые колесницы и колесничие древних греков (XVI-I вв. до н.э.). СПб, 2001.
Пряхин А.Д., Беседин В.И., Захарова Е.Ю., Саврасов А.С., Сафонов И.Е., Свистова Е.Б. Доно-волжская абашевская культура. Воронеж, 2001.
Псалии. Элементы упряжи и конского снаряжения в древности. Сборник статей. Донецк, 2004.
Саги об уладах. М., 2004.
Семенов Ю.И. Война и мир в земледельческих обществах // Першиц А.И., Семенов Ю.И., Шнирельман В.А. Война и мир в ранней истории человечества. Т.1. М., 1994.
Хомич Л.В. Ненцы. Л., 1966.
Шнирельман В.А. У истоков войны и мира // Першиц А.И., Семенов Ю.И., Шнирельман В.А. Война и мир в ранней истории человечества. Т.1. М., 1994.
Юдин А.И., Матюхин А.Д. Раннесрубные курганные могильники Золотая Гора и Кочетное. Саратов, 2006.
[1] Мы при этом вовсе не настаиваем на том, что данное явление было всеобщим. Вполне достаточно и того, что оно присутствовало хотя бы у части этносов, причем у заведомо не связанных между собой.
[2] Уровень развития обществ, оставивших эти источники, конечно, был выше, чем у социумов, по которым приводились выше этнографические данные. Однако, как нам представляется, описываемое в настоящей работе отношение к военной деятельности – это явление, имевшее достаточно протяженную историческую длительность.
[3] В этот ряд не входят свидетельства ближневосточных источников – как нам представляется, по вполне понятной причине: рельефные и климатические условия Ближнего Востока, а также наличие больших регулярных армий, вполне позволяли колеснице являться реальной военной силой в составе действующих воинских контингентов.