Авторы Юдин А.И., Матюхин А.Д.
В 1990 и 1992 гг. были исследованы два курганных могильника – Кочетное и Золотая Гора (рис. 1), предоставивших в наше распоряжение чрезвычайно интересный материал, как в плане набора погребального инвентаря, так и в отношении погребального обряда. В курганном могильнике Кочетное раскопаны 9 насыпей из 13. Пять исследованных курганов были сооружены в срубное время. Курганный могильник Золотая гора исследован полностью (6 насыпей). Материалы могильников относятся к раннесрубному времени и были частично опубликованы ранее (Матюхин А.Д., 1998; Юдин А.И., 1992; Юдин А.И. и др., 1996). Получены данные по 74 погребениям, различающихся по обряду захоронения, что позволяет произвести социоисторическую реконструкцию некоторых элементов структуры общества в течение небольшого отрезка времени на раннем этапе срубной культуры Нижнего Поволжья.
Время функционирования могильников определяется по ряду категорий датирующего инвентаря и подтверждается особенностями погребального обряда. Основой для абсолютной датировки являются щитковые и желобчатые псалии, которым встречаются близкие аналогии на абашевских, петровских, синташтинских и покровских памятниках. По разработанной типологии дата псалиев из Золотой Горы укладывается в XVI-XV вв. до н.э. (Кузьмина Е.Е., 1994, с. 177-186), то есть, в раннесрубное время. Этой дате соответствуют и ножи с раскованной пяткой черенка, относимые исследователями к начальному этапу поздней бронзы (Смирнов К.Ф., Кузьмина Е.Е., 1977, с. 36, рис. 10). Этим же временем датируется пластинчатый серп из Кочетного, параллели которому наблюдаются в абашевских и петровских материалах. К раннему периоду срубной культуры относятся деревянные сосуды с бронзовыми обкладками без пуансонного орнамента также из Кочетного и о несомненно ранней дате свидетельствует костяная пряжка из кург. 3 погр. 3 Золотой Горы. Аналогичные пряжки не встречаются на развитом этапе срубной культуры Поволжья (Петров Ю.Э., 1983, с. 118-122).
Полностью укладывается в рамки раннесрубного этапа и погребальный обряд могильников, характерные черты которых признаются всеми исследователями как ранние: наличие сложных перекрытий в ряде могил, широкое использование органических подстилок, кенотафы, трупосожжения, жертвенники.
Реконструкция социальной организации по данным археологических исследований – достаточно сложный процесс в силу специфики первоисточника погребального памятника. Как отмечает М.Ф.Косарев, наибольшую сложность представляет как раз реконструкция общественных отношений населения степной зоны. Например, для памятников таёжной зоны, где общество консервативно, можно провести археолого-этнографические сопоставления. Для степей это сложно, так как к настоящему времени нет нужного хозяйственно-культурного типа для проведения сравнений (Косарев М.Ф., 1981, с. 230-231). Достаточно проблематично и привлечение письменных источников. Анализиуя Авесту и Ригведу, где уже известны такие понятия как патриархальный строй, род, племя, жрецы, воины, скотоводы, земледельцы, ремесленники, сложно восстановить истинную социальную модель общества, так как между сложением эпосов и их записью прошло значительное количество времени (Авеста –III-VII вв., Ригведа – X в. до н.э.), когда уже изменились социальные отношения и, несомненно, отразились в эпосах к моменту документации. Трансформация устных преданий хорошо видна по русскому эпосу. Например, во время монголо-татарского ига древние сюжеты русских былин переосмысливаются и древ- ние мифические чудовища приобретают конкретно- исторические черты, а место действия былин, возникших в разных частях Руси, к XIV веку оказалось перенесенным в Киев, поскольку к этому времени Киевская Русь воспринималась как далекое и опоэтизированное прошлое.
Реконструкция социальной организации общества по данным погребального обряда возможна в первую очередь на основании определения социального статуса погребенных. В настоящее время, большинство исследователей при определении социального статуса погребенных ориентируется на трудовые затраты общества на совершение погребения – социальный статус ставится в прямую зависимость от величины этих затрат (Бунатян Е.П., 1985, с. 75; Пустовалов С.Ж., 1992; Панасюк Н.В., 2001, с. 144). Подобный подход приводит исследователей к выводу о большой социальной дифференциации в первобытных обществах, начиная с эпохи бронзы, особенно если рассматривать их в рамках популярной сейчас теории комплексных обществ (Комплексные…, 1999). Правда недавно высказано мнение о самобытном пути развития скотоводческого постпервобытного общества, что не вполне согласуется с теорией комплексных обществ (Пряхин А.Д., 2003, с. 41).
Однако имеется и другая точка зрения, согласно которой не существовало значительной социальной дифференциации, а общество эпохи поздней бронзы – это позднее первобытное общество, только подходящее к стадии разложения (Гей А.Н., 2001, с. 83).
Проанализировав материалы двух вышеназванных могильников, авторы склонны поддержать точку зрения об отнесении племен срубной культуры к позднему первобытному обществу. Какие же данные свидетельствуют об этом?
Курганные могильники Золотая Гора и Кочетное являются закрытыми комплексами, сооруженными на протяжении небольшого отрезка времени и их обобщенное описание, как представляется, отражает наиболее характерные черты раннесрубных памятников Саратовского Поволжья, что позволяет экстраполировать полученные данные на весь регион.
Насыпи курганов перекрывали от 1 до 9 погребений в Кочетном и от 1 до 31 в Золотой Горе. В большинстве случаев могилы расположены в 1-3 ряда под насыпью. Насыпи возводились над всем комплексом погребений, впускные захоронения практиковались редко (2 в Золотой Горе и, возможно, 2 в Кочетном).
Размеры могильных ям зависят от возраста и, вероятно, социального статуса погребенных, а глубина находится в прямой зависимости от величины могилы. Преобладающая форма могильной ямы – прямоугольная, очень редко подквадратная.
Абсолютное большинство могил в Кочетном и более половины взрослых погребений в Золотой Горе перекрыто бревнами или плахами, обычно поперек могилы, но изредка вдоль или по диагонали. Поперечное перекрытие крупных могил поддерживалось 1-3 маточными балками, а в кургане 1 Золотой Горы еще и 8 вертикальными столбами. Наличие перекрытий над могилами отмечается всеми исследователями как характерный признак раннесрубных захоронений, но из-за различной сохранности органики в могильниках, они прослеживаются далеко не всегда. То же самое относится и к органическим подстилкам по дну могилы – во взрослых погребениях они есть почти всегда, а в детских зачастую сохраняются только под дном сосуда и костями скелета.
Ориентировка погребенных обычно совпадает с ориентировкой могильных ям. Преобладают ориентировки в северо-восточной части круга (50 — 57 %), затем идут северные (16 — 23 %), восточные, северо- западные, в двух случаях юго-западная и в одном – юго-восточная. Больше всего отклонений от преобладающей северо-восточной ориентировки отмечается среди детских погребений.
Обычная поза для погребенных – на левом боку, скорченно, руки перед лицом. В трех случаях одна рука погребенного была положена перпендикулярно туловищу, а в одном — обе руки протянуты к ногам.
В курганной группе Кочетное погребальный инвентарь и заупокойная пища распределялись по могилам следующим образом. Керамика обнаружена в 16 погребениях, из них в трех погребениях стояло по 2 сосуда: в одном взрослом (к. 5, п. 8) и в двух детских (к. 11, п. 2 и 3). В парном взрослом погребении 5 из кургана 12 (рис. 8, 7) керамический сосуд (рис. 8, 6) сопровождался деревянной чашей (рис. 8, 9). Деревянная посуда без керамики обнаружена в погребении с трупосожжением и в кенотафах. Еще в трех случаях в могилах взрослых, которые занимали центральное положение в курганах, ни деревянной посуды, ни керамики не было, но положено по 3-4 ребра животных в качестве заупокойной пищи. Пища сопровождала еще три взрослых захоронения и так- же была обнаружена в обоих кенотафах.
Наблюдается определенная система в дифференциации погребального обряда и сопровождающего инвентаря, которая становится заметна при рассмотрении «нестандартных» погребений, в которых отсутствуют какие-либо признаки (в данном случае признак – это элемент погребального обряда или категория инвентаря), либо наоборот есть те, что не встречаются в остальных, «стандартных» погребениях. Например, керамика отсутствует только во взрослых погребениях, занимающих центральное положе ние в курганах и обязательно сопровождающихся погребальной пищей. Керамики также нет в кенотафах и могиле с трупосожжением. Деревянное перекрытие отсутствует над трупосожжением и погребениями в ровике. Деревянная посуда встречена также в погребениях, выделяющихся из общей массы по разным признакам: в кенотафах, опять же в могиле с трупосожжением и в парном взрослом погребении, где был один керамический сосуд. Не лишено зако- номерности и распределение инвентаря. Детские захоронения содержат только керамику, ножи найдены только в кенотафах и взрослом захоронении без керамики, украшения – во взрослых и подростка.
В курганной группе Золотая Гора из 52 могил керамику содержали 46, в том числе в пяти погребениях стояло по два сосуда и в одном погребении три сосуда. Последние 6 погребений выделялись по одному или нескольким признакам среди остальных. Погребения в курганах 1 и 4 (рис. 4; 5) отличаются своими значительными размерами и большим набором погребального инвентаря, они единственные в курганах. Погребение 8 кургана 5 – парное и содержало 3 сосуда. Погребение 21 в том же кургане – детское, но единственное с юго-западной ориентировкой. Погребение 6 кургана 5 отличается от остальных тем, что только в нем найдены 3 путовые кости лошади. Небольшая могильная яма погребения 8 из кургана 6, скорее всего, являлась кенотафом, так как в центральной части была на всю ширину занята сосудами. Остальной инвентарь распределяется исключительно по взрослым погребениям и всего 5 детских погребений, кроме керамики, включали украшения – бусы, подвески, пронизки.
В пяти погребениях из пяти курганов встречены кости кабана: в трех погребениях взрослых (к. 1 и к. 4 – экстраординарные захоронения и центральное погребение 1 кургана 2), в детском погребении с бронзовыми украшениями и погребении подростка, которое выделяется нестандартной позой – правая рука поддерживает локоть левой. В четырех случаях в качестве погребальной пищи встречены кости барана: в особой нише в парном погребении, в двух смыкающихся углами могильных ямах детских погребений 5/26 и 27 и в погребении 6/14 с бронзовым ножом. В восьми погребениях подростков и детей встречено от 1 до 14 бараньих альчиков и 56 альчи- ков во взрослом погребении 5/20. Как уже говорилось, в погребении 6/5 найдены три путовые кости лошади. В курганах 5 и 6 есть погребения как с костями кабанов, так и с бараньими.
Анализ особенностей погребального обряда показывает, что социальная стратификация общества может быть реконструирована не только на основании трудозатрат на совершение погребения, включающих оборудование могильной ямы и возведение курганной насыпи. Известный рационализм, когда для социально значимых погребений отмечена либо высокая насыпь, либо богатый погребальный инвентарь отмечен, например, для ямных памятников Южного Приуралья (Моргунова Н.Л., Кравцов А.Ю., 1994, с. 105). Нельзя полностью согласиться с мнением, что социальный статус погребенного определяется только по трудовым затратам общества по совершению погребения. Более корректно, по мнению ряда исследователей говорить о комплексе признаков, определяющих социальный статус погребенных. Это не только величина могильной ямы и курганной насыпи, но и такие признаки, как место расположения могилы под насыпью, количество могил под насыпью, способ захоронения (трупоположение, трупосожжение, кенотаф), качественный состав инвентаря, а также грунтовое погребение или подкурганное. Вопрос о причинах использования двух типов могильников пока недостаточно полно отражен в исследованиях. Проблему биритуализации затрагивает А.Т.Синюк в одной из своих работ, рассматривая грунтовые могильники эпохи бронзы на Дону. Особой разницы между подкурганными и грунтовыми захоронениями он не видит, за исключением иррациональных затрат на сооружение курганов (Синюк А.Т., 1999, с. 69). Грунтовые могильники срубной культуры на Волге отличаются от подкурганных могильников по возрастному признаку – в первых преобладают погребения детей и подростков, а среди взрослых захоронений нет социально выделенных, даже на раннесрубном могильнике Калач (Тихонов В.В., 1996). Но подробное рассмотрение вопроса о соотношении погребений грунтовых и курганных могильников уже выходит за пределы данной работы.
Однако и в случае использования комплекса признаков при реконструкции социальной организации древнего общества, полученные выводы будут носить относительный характер, так как социальную структуру необходимо определять не только на основании погребального обряда (Ханкс Б., 1999, с. 69), но археологи зачастую не располагают другими источниками информации. Поэтому необходимо иметь в виду, что социальные реконструкции, исходящие из археологических материалов, всегда будут оставаться не более чем научными гипотезами (Акишев К.А., 1999, с. 55). Об условности наших реконструкций свидетельствуют многие факты. На- пример, в синташтинском погребении Танаберген II, 7/23 были обнаружены псалии, стрекало, костяки лошадей, что по всей логике должно было свидетельствовать о погребении воина-колесничего, но антропологическое определение показало, что в могиле погребены две женщины и ребенок (Ткачев В.В., 2004, с. 27).
Применив совокупность вышеназванных параметров, погребения срубной культуры могильников Кочетное и Золотая Гора можно распределить на четыре основные группы (табл. 1).
В первую группу попадают четыре погребения, которые имеют особый обряд и особый инвентарь в рамках срубной культуры и, поэтому, названы экстраординарными.
Все они совершены под индивидуальными насыпями, размеры могильных ям значительно превышают средние размеры и все погребения содержат большое количество инвентаря, многие категории которого никогда не встречаются в других, рядовых погребениях.
Экстраординарные погребения Кочетного из кургана 6 (рис. 2) и погребение 4 из кургана 7 (рис. 3) содержали: два типа ножей, серп, шило и обойму из бронзы, широко распространенных в сопредельных регионах и культурах; костяную пронизку и деревянную посуду. Такие же погребения Золотой Горы в кургане 1 (рис. 4) и кургане 4 (рис. 5) включали: два типа ножей; керамику; псалии (как и ножи распространены в целом блоке синхронных культур); втоки и другие изделия из кости.
Экстраординарные погребения двух могильников сложно сравнивать между собой по такому важному параметру как керамика, так как в Кочетном кенотафы содержали только деревянную посуду. Но керамика из двух экстраординарных погребений Золотой Горы явно выбивается из общего ряда. В кургане 1 один из сосудов баночной формы имел плоское дно, диаметр которого превышал диаметр устья (рис. 4, 1); в кургане 4 один из горшков с уступчиком был орнаментирован веревочкой (рис. 5, 5), а другой сосуд имел горизонтальные петлевидные ручки (рис. 5, 6). Данные типы сосудов не являются характерными для срубной культуры и встречаются чрезвычайно редко.
Из всего сказанного можно сделать вывод, что экстраординарные погребения обоих могильников, как по обряду, так и составу погребального инвентаря не вписываются в критерии культурных признаков, применяемых к другим срубным погребениям. Очевидно, погребенные в экстраординарных могилах при жизни имели особый статус в социальной иерархии общества.
Все находки в экстраординарных погребениях – ножи, серпы, псалии, костяные втоки, трубочки и другие изделия с орнаментом, деревянная посуда – транскультурны, т.е. встречаются в это время на абашевских, петровских, синташтинских, покровских и бабинских памятниках. Подобные находки дают нам дату, вероятно, указывают на какую-то степень имущественной или социальной дифференциации общества и уровень развития технологий, но не характеризуют саму культуру как таковую, то есть в данном случае мы имеем дело с субкультурой внутри культуры. Образование субкультуры социальной верхушки общества, впитавшей в себя многочисленные инновации, отразившиеся в погребальном обряде, как показывают остальные памятники Волго-Уральского региона, есть проявление стадиального характера развития общества и характерно для всего блока степных культур этого времени. Причем, как широко известно на примерах уже письменной эпохи, подобная картина, когда социальная верхушка общества в культурном отношении отличалась от основной массы населения, есть непременное условие при формировании новых культурных образований.
Очевидно, что относительно большое количество инвентаря и сложность погребального обряда на ранних этапах развития культуры (что прослеживается по материалам и других культур степной бронзы Евразии) вызваны соответствующим сознанием новообразовавшейся культурной общности. Вероятно, после окончания процесса формирования культуры, необходимость в такой маркировке отпадает – субкультурные образования выполнили свою роль по консолидации общества и передаче новых технологий. В погребальном обряде второго этапа срубной культуры уже нет экстраординарных погребений и соответствующего им инвентаря, в керамическом комплексе исчезают реминисценции средней бронзы и все “покровские” проявления. Остаются те категории инвентаря, которые были раньше в рядовых погребениях, а сам погребальный обряд унифицируется (фактически он уже унифицирован на первом этапе культуры, но среди рядовых погребений). Таким образом, мы можем считать эктраординарные погребения проявлением социальной дифференциации общества, но это социальное расслоение не получило своего развития на следующем этапе культуры, т.е. инерционное развитие общества и стабильный хозяйственно-культурный тип срубных племен не потребовали социальных изменений.
В этом плане интересны выводы С.А.Григорьева об эколого-хозяйственных причинах гибели синташтинской культуры. Мы не будем останавливаться на теории С.А.Григорьева о происхождении синташтинского населения, но в данном случае особо заслуживает внимания его мнение о том, что привнесенный чуждый культурно- хозяйственный тип был отвергнут степной экосистемой (Григорьев С.А., 1996, с. 45-46). Применительно к социальным условиям Поволжья, вероятно, оказалось, что воинская верхушка, оставившая экстраординарные погребения, после периода формирования культуры и установления стабильной ситуации в обществе, оказалась не нужна ему.
Совершенно иная картина по сравнению с экстраординарными погребениями наблюдается при анализе рядовых погребений (третья группа в данной классификации) (табл. 1; рис. 8; 9).
Все они располагались под общей насыпью, для их расположения характерна уже упоминавшаяся рядность, средние размеры могильных ям и небогатый погребальный инвентарь (рис. 8, 1; 9, 1). По особенностям обряда и инвентаря они распределены на три подгруппы: обычные, парные, “жрецы”. Оснований видеть в этой группе погребений какую- либо существенную социальную стратификацию нет.
Погребальный инвентарь включает одни и те же категории и типы в обоих могильниках. В 6/14 Золотой Горы и 5/7 Кочетного найдены почти идентичные бесчеренковые ножи. Желобчатые овальные подвески в 1,5 оборота с расширяющимися концами обнаружены в 11/2, 12/3 Кочетного и в 2/2, 5/5 , 5/7, 5/8 Золотой Горы. В обоих могильниках встречено по округложелобчатому браслету с отверстиями на концах, пронизки из полосок бронзы, костяные пронизки и пастовые бусы.
Таким образом, можно констатировать, что в рядовых погребениях могильников набор категорий и типов инвентаря совпадает почти полностью, за некоторыми исключениями. В Кочетном нет изделий из сурьмы и костяных пряжек, а в Золотой Горе – деревянных сосудов с бронзовыми обкладками. Но в данном случае следует учесть, что это достаточно редкие находки в рамках срубной культуры и, кроме того, перечисленные предметы находились, опять же в погребениях, отличающихся своим обрядом от основной массы – это парные погребения и трупосожжение.
Из рядовых погребений выделяются по одному парному погребению в каждом могильнике. В парном погребении из Кочетного погребальный инвентарь включал фрагменты деревянного сосуда с бронзовой обкладкой, бронзовую обойму сосуда и остатки погребальной пищи – два ребра животного (рис. 8, 6-9). В Золотой горе парное погребение содержало три глиняных сосуда, пастовые бусы, подвески из сурьмы и остатки погребальной пищи – кости овцы. По всем другим признакам эти погребения не выделяются из остальных – они расположены в общем ряду, под общей насыпью, инвентарь известен и в других погребениях.
Третья подгруппа – так называемые погребения “жрецов”. Выделены нами на основании существующей традиции в историографии срубной культуры. Подобных погребений в могильниках также оказалось по одному. В Кочетном это трупосожжение на стороне; инвентарь – остатки деревянной чаши с бронзовой обкладкой. В Золотой горе это стандартное погребение с одним сосудом и 56 бараньими альчиками.
Если считать, что в данных случаях погребены члены общества, которые были наделены сакральными функциями, то в погребальном обряде это не нашло яркого проявления и, скорее всего, в социальной иерархии они занимали одну нишу с остальными членами рода и при жизни.
По мнению ряда авторов (Цимиданов В.В., 1996, с. 198) наличие костей животных в погребениях – это уже социально значимый признак. Допускается, что у населения срубной общности “наличие или отсутствие в погребении мясной пищи было связано с социокультурными различиями в рационе питания у различных по общественному положению групп” (Цимиданов В.В., 1996, с. 204).
Однако в материалах рассматриваемых могильников прослеживается совершенно четко, что мясная пища всегда взаимосвязана с другим погребальным инвентарем. То есть в погребениях есть или кости животных или сосуды. Возможны сочетания сосуд + кости, кости + нож. Но во всех погребениях, в том числе и в детских обязательно присутствует одна из этих трех категорий погребального инвентаря. Из этого совершенно естественно следует, что в данном случае мы имеем дело исключительно с сопроводительной пищей, полагавшейся в обязательном порядке, но различавшейся по возрастному принципу, а отнюдь не социальному. В противном случае мы будем вынуждены считать практически все взрослые погребения социально выделенными в особую группу.
В количественном отношении третья группа погребенных составляла основную часть взрослого общества и анализ погребального обряда и инвентаря показывает, что здесь нет ярких различий, указывающих на существенную социальную дифференциацию.
Социально выделенными следует также считать (кроме экстраординарных) погребения второй группы, которых тоже оказалось по одному в каждом могильнике.
В Кочетном это погребение 3 кургана 11 (рис. 6, 1). Могильная яма несколько больше средних размеров (1,9 х 1,5 м) содержала безынвентарное погребение, но с остатками сопроводительной пищи. Судя по кольцевому прерывистому ровику из 5 секторов, первоначальный диаметр кургана не превышал 15-16 м. В двух оконечностях секторов, с западной стороны, были сооружены две детские могилы одновременно с ровиком или через относительно небольшой хронологический промежуток. Оба детских погребения включали по 2 сосуда, а в одном погребении также найдены бронзовые височные подвески, плакированные золотом (рис. 6, 2-8).
В Золотой Горе ко второй группе относится погребение 1 в кургане 2 (рис. 7, 1; Б). Могильная яма также отличалась более крупными размерами (2,15 х 1,6 м) и содержала погребение с сосудом и челюстью кабана. Современный диаметр кургана не превышал 20 м. В северную полу впущено детское погребение с сосудом, пастовыми бусами и бронзовой желобчатой подвеской. Это один из двух случаев в могильнике, когда погребение эпохи бронзы не является основным под насыпью кургана (рис. 7, А; 3-5).
Эти два захоронения перекрыты индивидуальной насыпью, но она не выделяется размерами, а основное погребение никак не ранжировано особым инвентарем, что в принципе и должно быть для позднего первобытного общества.
Это как раз один из примеров того, когда размер насыпи кургана не всегда однозначно указывает на социальную значимость погребенного под ним. Аналогичные примеры встречаются и в других случаях. В Золотой Горе экстраординарное погребение в кургане 1 было перекрыто насыпью высотой 3,18 м при диаметре 34 м, а погребения этого типа в курганах 6 и 7 Кочетного перекрывались насыпями высотой 0,15-0,3 м при диаметре 16-20 м. Причем, перво- начальный диаметр кургана 7 был равен всего 12,5 м (по ровику), хотя под ним находился крупнейший в Нижнем Поволжье кенотаф (рис. 3, 1, 4).
Отсутствие инвентаря в погребениях второй группы показывает, что в обществе еще не произошла дифференциация по отношению к собственности. В тех же случаях, когда инвентарь есть, он связан либо с напутственной пищей, либо относится к предметам личного обихода.
Погребения четвертой группы – детские, практически всегда сопровождаются сосудами, изредка инвентарем. Они также основные (за исключением двух), дополняют ряды взрослых погребений или образуют самостоятельные ряды.
Таким образом, погребения могильников включают четыре варианта (табл. 1), из которых третий и четвертый являются возрастными классами, а первый и второй оказываются социально выделенными. Причем, первый вариант отражает существование субкультурной страты, вероятно, связанной с военным делом, а второй, скорее всего, относится, к родовой верхушке. Особое положение второй группы, подчеркивается только незначительным увеличением могильной ямы и индивидуальной насыпью. Первый вариант – экстраординарные погребения – существует в рамках культуры только в ее ранний период, фактически на этапе сложения культуры. Второй- четвертый варианты погребального обряда отражают существование первобытного общества без значительной социальной дифференциации. Это утверждение не согласуется с высказываемыми в последнее время теориями развитой социальной стратификации срубного общества, но оно исходит из анализа фактического материала.
Данная точка зрения поддерживается рядом исследователей, о чем говорилось ранее. У нас нет никаких данных, позволяющих утверждать, как это делается, например, для Среднего Поволжья, что срубное общество “предстает как сильно дифференцированное социально с господством военной функции и военным путем политогенеза” (Цимиданов В.В., 2001, с. 339). Наоборот, социальная структура срубного общества (за исключением раннего периода) представляется практически нерасчлененной, сохраняя систему только возрастных классов.
Но как быть с экстраординарными погребениями? Их социальная выделенность несомненна. Объяснение здесь следует искать в самом появлении этой прослойки населения. Было ли ее появление обусловлено внутренним развитием срубного общества или явилось результатом внешнего влияния? Авторам представляется наиболее вероятным последнее, о чем говорит даже транскультурный инвентарь этих погребений. Здесь стоит еще раз вер- нуться к положениям А.Д.Пряхина о том, что срубная общность – это сложно структурированное общество, не укладывающееся в рамки классической первобытности (Пряхин А.Д., 2003, с. 40). По нашему мнению, это более применимо к раннему этапу срубной культуры, а далее, как уже было сказано, в силу вступило инерционное развитие общества, снивелировавшее существовавшую социальную стратификацию общества. Во всяком случае, десятки курганных могильников развитого периода срубной культуры, исследованных в степном и лесостепном Поволжье, дают поразительно единообразный погребальный обряд без каких-либо признаков социальной дифференциации. Не дают никаких данных и материалы срубных поселений. Планиграфия поселений, немногочисленные исследованные жилища никак не указывают на наличие социальной дифференциации в срубном обществе (Лопатин В.А., 2002, с. 65-75). В этом отношении очень интересно мнение А.Д.Пряхина о самобытности скотоводческого варианта постпервобытного развития, по отношению к которому пока не стоит применять термин «ранние комплексные общества» (Пряхин А.Д., 2003, с. 41).
Можно подойти к анализу социальной структуры срубного общества и с позиций поиска признаков сословно-кастовой системы, как это сделал С.Ж.Пустовалов для катакомбного общества. Отправной точкой формирования сословно-кастовой системы являлось завоевание, а также существование варн – профессиональных слоев населения (Пустовалов С.Ж., 1999, с. 215-217). Применительно к раннесрубному обществу и данным, полученным из могильников,“работает”, и то весьма относительно, только первый признак. Конечно, можно считать, что экстраординарные погребения появились в результате внешней экспансии, но все же представляется, что это итог культурной диффузии, связанный со стадиальной перестройкой общества в начальный этап поздней бронзы, затронувший все культуры волго- уральского региона.
Сложнее обстоит дело с выделением какой- либо профессиональной прослойки — варны – это не нашло отражения в погребальном обряде срубной культуры, в отличие от катакомбного общества. По мнению С.Ж.Пустовалова классическая варновая система существовала на прародине ариев в южно- уральских городищах (Пустовалов С.Ж., 1999, с. 215- 217). Если имеется в виду прослойка воинов-профессионалов, то в срубном обществе Нижнего Поволжья эта прослойка слишком ничтожна по отношению к общему количеству населения и существует очень непродолжительное время.
Вполне справедливо подвергается критике прямолинейная “стадиальная” теория развития общества, картина была несомненно более сложная, когда общество в своем развитии могло и вернуться к предыдущей ступени развития. Теория комплексных обществ, предполагающая существенную социальную дифференциацию в позднем бронзовом веке, несомненно, сыграла свою положительную роль в понимании и изучении социальных процессов как в целом для Волго-Уральского региона, так и для срубного общества в частности, но все же представляется, что данная теория более применима к раннему железному веку.
Литература
Акишев К.А. Археологические ориентиры прогнозирования структуры древних обществ степной Евразии // Комплексные общества Центральной Евразии в III-I тыс. до н.э.: региональные особенности в свете универсальных моделей. Челябинск-Аркаим, 1999.
Бунатян Е.П. Методика социальных реконструкций в археологии (на материале скифских могильников IV-III вв. до н.э.). Киев, 1985.
Григорьев С.А. Эколого-хозяйственные аспекты функционирования и гибели синташтинской культуры // Взаимодействие человека и природы на границе Европы и Азии. Самара, 1996.
Комплексные общества Центральной Евразии в III-I тыс. до н.э.: региональные особенности в свете универсальных моделей. Челябинск-Аркаим, 1999.
Косарев М.Ф. Бронзовый век Западной Сибири. М., 1981.
Кузьмина Е.Е. Откуда пришли индоарии? М., 1994.
Лопатин В.А. Срубные поселения степного Волго-Уралья. Саратов, 2002.
Матюхин А.Д. Погребения с псалиями из Саратовского Правобережья // Древности Волго-Донских степей. Волгоград, 1998 Вып. 6.
Моргунова Н.Л., Кравцов А.Ю. Памятники древнеямной культуры на Илеке. Екатеринбург, 1994.
Петров Ю.Э. Костяные пряжки раннесрубного времени на территории Среднего Поволжья // Культуры бронзового века Восточной Европы. Куйбышев, 1983.
Панасюк Н.В. К проблеме социальной стратификации волго-манычской катакомбной культуры // Бронзовый век Восточной Европы: характеристика культур, хронология и периодизация. Самара, 2001.
Пряхин А.Д. Изучение эпохи бронзы донно-донецкого региона и выход на новую парадигму осмысления проблематики эпохи бронзы евразийской степи и лесостепи (вторая половина XX столетия) // Археология восточноевропейской лесостепи. Вып.17: Донно-донецкий регион в эпоху бронзы. Воронеж, 2003.
Пустовалов С.Ж. Возрастная, половая и социальная характеристика катакомбного населения Северного Причерноморья. Киев, 1992.
Пустовалов С.Ж. Сословно-кастовая система как модель для реконструкции древних обществ // Проблемы скифо- сарматской археологии Северного Причерноморья. Запорожье, 1999.
Синюк А.Т. О грунтовых могильниках эпохи бронзы на Дону // Проблемы археологии бассейна Дона. Воронеж, 1999.
Смирнов К.Ф., Кузьмина Е.Е. Происхождение индо-иранцев в свете новейших археологических открытий. М, 1977.
Тихонов В.В. Грунтовой могильник Калач в Саратовском Заволжье // Охрана и исследование памятников археологии Саратовской области в 1995 году. Саратов, 1996.
Ткачев В.В. Погребальные комплексы с щитковыми псалиями в Степном Приуралье // Псалии. Элементы упряжи и конского снаряжения в древности. Донецк, 2004.
Ханкс Б. Вариативность погребальной обрядности и социальная сложность: размышления о характере интерпретаций в археологии // Комплексные общества в Центральной Евразии в III-I тыс. до н.э.: региональные особенности в свете универсальных моделей. Челябинск-Аркаим. 1999.
Цимиданов В.В. Мясная пища в погребениях срубной общности как проявление дифференциации культуры // Древние куль- туры Восточной Украины. Луганск, 1996.
Цимиданов В.В. Новоселковский могильник срубной культуры (Татарстан): проблемы хронологии и социологической интерпретации // Броновый век Восточной Европы: характеристика культур, хронология и периодизация. Самара, 2001.
Юдин А.И. Срубные кенотафы у с.Кочетного // Древности Волго-Донских степей. Волгоград, 1992 Вып. 2.
Юдин А.И., Матюхин А.Д., Захариков А.П., Касанкин Г.И. Истоки сложения срубной культуры Нижнего Поволжья (по итогам исследований курганных могильников) // Гуманитарная наука в России: соросовские лауреаты. История. Археология. Культурная антропология и этнография. М., 1996.
Группы погребений курганных могильников Кочетное и Золотая Гора
Таблица 1.
Группы погребений | Курганные могильники | ||
Золотая Гора | Кочетное | ||
I. Экстраординарные | Курганы 1 и 4 | Курганы 6 и 7 | |
II. Под индивидуальной насыпью | Курган 2 | Курган 11, погр. 3 | |
III. Взрослые под
общей насыпью |
1. Обычные | к. 3, п. 1-3;
к. 5, п. 6, 7, 9, 18, 20, 24, 25; к. 6, п. 1, 5, 6, 14 |
к. 5, п. 7 – 9, 11;
к. 12, п. 1 – 3, 6 – 8 |
2. Парные | к. 5, п. 8 | к. 12, п. 5 | |
3. “Жрецы” | к. 5, п. 20 | к. 5, п. 11 | |
IV. Детские под общей насыпью | все остальные | все остальные |