В 2007 году, после длительного перерыва, были продолжены охранные раскопки поселения у Нижней Красавки. Оно нуждается в активных исследованиях, поскольку уже давно разрушается водной и ветровой эрозией. Со времени его открытия в начале XX столетия, по самым приблизительным подсчетам, обвалами здесь было уничтожено до 20 метров высокой террасы левого берега р. Медведицы. Особенно катастрофичны для памятника весенние паводки – систематическое явление на реках донского бассейна.
Поселение расположено в 1 км к северо-востоку от с.Нижняя Красавка Аткарского района Саратовской области, на левом берегу р. Медведицы. На противоположной стороне реки, за обширным пойменным лесом, в 4 км к северо-западу находится районный центр г. Аткарск, а в 2 км к северо-востоку – железнодорожная станция Красавка (рис. 1, 1). Памятник занимает участок террасы площадью около 6 тыс. кв. м, ограниченный двумя древними оврагами. Над современной речной поймой он возвышается на 6 м. Эта территория используется в качестве пастбища, но со стороны деревни, вдоль реки, на древнее поселение уже наступают дачные участки и огороды, ближайший из которых разбит в непосредственной близости, за юго-восточным оврагом. Скотосбой также угрожает сохранности культурного слоя, особенно на северной оконечности мыса, где стада, сгоняемые к водопою, ежедневно разбивают на склонах рыхлый грунт культурных отложений. Через юго-восточную окраину памятника проходит насыпная грейдерная дорога к железнодорожной станции, при сооружении которой делались большие заборы грунта. Памятник пострадал во время войны, когда на его северном участке была оборудована зенитная батарея, защищавшая от налетов вражеской авиации мост, по которому проходит московская ветка железной дороги. Остался глубокий котлован с осыпающимися бортами, к которому приближается береговое обнажение.
Поселение находится на границе Нижневолжского правобережья и северной части Волго-Донского междуречья, приуроченных к плавной смене лесостепной и степной природных зон Русской равнины. Это западная часть обширной Приволжской возвышенности, протянувшейся от Нижнего Новгорода до Волгограда. В западном направлении она полого спускается к Окско-Донской низине, а на востоке круто, иногда уступами, обрывается к долине Волги (Мещеряков Ю.А., 1957, с. 187).
Район возвышенности от р. Медведицы до р. Волги имеет название «Саратовские поднятия». Его рельеф характеризуется наличием плосковершинных или холмисто-увалистых возвышенностей, приволжский склон которых, как правило, является более крутым и глубже расчлененным долинами рек и оврагами, чем примедведицкий, обладающий более спокойными и мягкими очертаниями поверхности. Основными элементами рельефа здесь выступают овраги. В развитии современного ландшафта важное значение имеют процессы разрушения и переноса горных пород, которые здесь выражены достаточно сильно. Часть района, связанная с левобережьем Медведицы, характеризуется повсеместным распространением месторождений опок, глин и песков.
Климат района характеризуется сухостью воздуха. Среднегодовое количество осадков здесь колеблется от 350 до 450 мм. Разности между минимальными и максимальными температурами порой достигают 80 градусов. Снежный покров образуется в конце ноября – начале декабря.
Ландшафты Саратовских поднятий относятся к зоне разнотравно-типчаковоковыльных степей, которые в настоящее время, по большей части, распаханы. На сохранившихся участках в растительных ассоциациях злаки преобладают над разнотравьем. На водоразделах между Медведицей и Волгой, часто встречаются отдельные осиновые, дубовые и березовые рощи. Местные почвы характеризуются преобладанием маломощных обыкновенных черноземов, которые занимают склоны водоразделов (Природа…, 1956, с. 78-81). На рыхлых песках левобережной террасы активно высаживаются хвойные породы деревьев. В древних балках, оврагах и пойменных участках, расположенных выше нашего памятника по течению Медведицы, гармонично развиты байрачные лесокустарниковые популяции, представленные березовыми и осиновыми колками, а также смешанным произрастанием дуба, вяза широколистного, клена, крушины, татарника, шиповника и дикой вишни. Летом здесь господствует пышное разнотравье.
***
Первые сведения о поселениях бронзового века в окрестностях Нижней Красавки были получены в 20-30-х годах XX века, когда здесь проводили разведки, сборы и ограниченные раскопки П.С.Рыков, Н.К.Арзютов и И.В.Синицын (Рыков П.С., 1931, с. 79; Малов Н.М., 2007, с. 50-53). В инвентарной книге Саратовского областного музея краеведения под № 1158 записана коллекция керамики, происходящая из раскопок Н.К.Арзютова и Н Федорова 1928 года на Нижнекрасавском селище № 1, расположенном между железнодорожным мостом и селом Нижняя Красавка. Указано, что этот памятник удален от станции Красавка на 1,5-2 км. Здесь же в 1929 г. Н.К.Арзютов собрал в осыпи берега фрагменты лепной керамики, кости животных и обнаружил двулезвийный нож с коротким черешком, который, по определению Е.Н. Черныха, изготовлен из меди группы ВК и относится к срубному типу с перекрестьем, перехватом и продольным ребром на клинке (Черных Е.Н., 1970, с. 62-66, рис. 57, 18; Малов Н.М., 2007, с. 50-51). Весьма сомнительными представляются сведения о постройке земляночного типа с южным ступенчатым входом, якобы раскопанной Н.К.Арзютовым на этом поселении. Её размеры (3,6х2,65 м) явно не соответствуют традиционным типам жилищ бронзового века, которые известны в материалах Нижнего Поволжья и были несравнимо более крупными. Тем не менее, эти факты обсуждались в литературе (Круглов А.П., Подгаецкий Г.В., 1935, с. 117-119) при сравнении нижнекрасавского строения с землянкой из Ершовки (такой же миниатюрной), раскопанной И.В.Синицыным на Колышлее, неподалеку от Аткарска (Синицын И.В., 1932, с. 17-29). В 1936 г. Н.К. Арзютов даже составил реконструкцию древнего поселка близ Аткарска, отметив, что таких землянок здесь могло быть «не менее 10», а вся территория была окружена плетнем (Арзютов Н.К., 1936, с. 37, 43).
В 1945 г. этот берег Медведицы посетил И.В.Синицын и собрал подъемный материал: кости животных, обломки глиняной посуды баночных и острореберных форм, украшенные геометрическим орнаментом, фрагмент шлифовальной плитки (Синицын И.В., 1947, с. 175). В 1966 г. здесь побывал Ю.В.Деревягин, который неожиданно указал для памятника совершенно иные координаты (1 км к СВ от с. Нижняя Красавка и 3- 4 км к югу от ж/д станции) (Малов Н.М., 2007, с. 51).
Возможно, частые посещения разрушающегося памятника у Нижней Красавки разными исследователями, а также несоответствия в привязках поселения на местности, которые указываются в отрывочных сведениях, создали некоторую путаницу в идентификации многочисленных коллекций. Н.М.Малов различает два объекта, расположенные между селом и станцией с похожими названиями, – Нижняя Красавка-1 и -2. Второе поселение, по его данным, находится ближе к деревне, всего в 0,4 км. Это дей- ствительно так, если считать сельской околицей разросшийся дачный массив. Оно отмечено также Ю.В.Деревягиным, который в 60-х гг. проводил активные поиски новых памятников археологии в бассейне Медведицы, а также составил инструкции и карты древних памятников, адресованные в помощь кружкам юных краеведов (Деревягин Ю.В., 1976, с. 128).
Открытие поселений бронзового века у Нижней Красавки не осталось незамеченным. По материалам разведок и сборов шестидесятых годов, хранящимся в СОМК, нижнекрасавские комплексы были отнесены А.Д.Пряхиным к кругу памятников доно- волжской абашевской культуры (Пряхин А.Д., 1971, с. 103). Позже Н.М.Малов отметил синкретичный характер керамической коллекции из Нижней Красавки и выделил ее в группу памятников срубно-абашевского типа (Малов Н.М., 1986, с. 30). Особый характер срубно-абашевских комплексов был раскрыт в ходе дискуссий по Волго- Уральскому культурогенезу, и в настоящее время они обсуждаются в контексте развития проблемы покровской археологической культуры (Малов Н.М., 1991, с. 50-53), в том числе и материалы нижнекрасавских поселений, относимые к позднепокровскому периоду и началу развития срубной археологической культуры.
Известно, что в 1971 году доцент Саратовского государственного университета В.А.Фисенко проводил на поселении Нижняя Красавка-2 раскопки методом закладки разнонаправленых траншей, в результате чего было вскрыто более 120 кв. м. Следы этих раскопок до сих пор заметны на внешней поверхности в виде длинных заплывших углублений шириной от 2 до 6 м и задернованных отвалов (рис. 1, 1). Тяжелая болезнь В.А.Фисенко и его скоропостижная кончина, очевидно, тогда не позволили обработать и опубликовать материалы раскопок 1971 года. К сожалению, не известна судьба этих коллекций, не был составлен научный отчет, утрачена полевая документация.
В апреле 1998 г. Д.А.Хоркин, методист Областного центра дополнительного образования, в присутствии автора данной публикации, вновь обследовал второе Нижне- красавское поселение, отметил признаки сильных разрушений памятника и собрал подъемный материал на осыпях северо-восточной части террасы (более сотни фрагментов лепной керамики и кости животных). Тогда же, в обрезе берега была зафиксирована «линза» заполнения котлована почти полностью разрушенной полуземляночной по- стройки.
В следующем 1999 году на этом месте был заложен небольшой охранный раскоп площадью 30 кв. м, выявлен невысокий борт земляночного котлована и пристенный участок постройки. Сохранившаяся часть жилища была полностью исследована. Здесь не было ям от столбовых опор или углублений хозяйственного назначения, но в культурном слое и на дне котлована обнаружено большое количество керамики и костей животных, которые отмечены как длинное скопление у борта постройки, ориентированного параллельно обрыву берега, с юго-востока на северо-запад. Фрагментированный керамический комплекс представлял примерно 70 сосудов. Автором раскопок была составлена его подробная характеристика: отмечены технологические особенности (примеси толченой раковины, песка, шамота, дресвы, растительной органики), формы сосудов, где преобладали слабопрофилированные (60%) и баночные (40%), а колоколовидные покровские и срубные острореберные представлены единичными экземплярами, описаны традиционные для срубной культуры орнаменты (зубчатые и прочерченные зигзаги, кресты, линии, различные насечки и вдавления), подчеркнут костровой, восстановительный тип обжига (Сергеева О.В., Хоркин Д.А., 2001, с. 90-92). Глазомерный план памятника, составленный Д.А.Хоркиным в 1999 году, не совсем точен, но исследователь верно определил наличие здесь еще, как минимум, двух построек, что обусловило дальнейший интерес к продолжению раскопок.
В июле-августе 2007 года работы были сосредоточены на центральном участке Нижнекрасавского поселения. Такое решение принято в результате переговоров с природоохранными ведомствами, потребовавшими не проводить раскопки на разрушаю- щемся краю террасы. В частности, было высказано опасение по поводу возможного загрязнения прибрежных участков, прилегающих к памятнику, и русла Медведицы. По этому было решено начать раскопки в центре поселения, а в последующие сезоны постепенно расширять исследуемое пространство к границам памятника, используя отработанные площади под складирование грунта с его последующей рекультивацией.
В начале работ проведена разметка раскопа, ориентированного по сторонам света, при этом использована поквадратная система, с размерами квадратов 2х2 м (рис. 2). В северной и северо-восточной части исследуемый участок граничит с заплывшими траншеями, заложенными В.А.Фисенко в направлении с юго-востока на северо-запад. Именно этим объясняется отклонение северо-восточного борта раскопа 2007 года от строгой меридиональности. Через каждые 4 м на исследуемой площади были оставлены стратиграфические бровки толщиной 0,4 м, разделяющие условные рабочие модули, по которым велись наблюдения за стратиграфией. Выемка грунта производилась вручную, условными пластами по 0,2 м с последующей зачисткой горизонтов и фиксацией находок и очертаний.
Нивелировка, а также замеры уровней комплексов, глубин залегания отдельных артефактов, проводились от единого нулевого репера, расположенного в юго- восточной части памятника, у опоры ЛЭП № 1015/247 (рис. 1, 1). Согласно нивелировочным данным, уровень современной поверхности поселения заметно понижается к краю террасы, в направлении с востока на запад. В пределах раскопа падение дневной поверхности составило 137 см от юго-восточного угла квадрата 14-А (-130 от 0R) до юго-западного угла квадрата 66 (-267 от 0R). Раскоп был пронивелирован через каждые 2 м, как по дневной поверхности, так и по материковому уровню, а при необходимости снимались дополнительные отметки материковых очертаний, неровностей, перепадов, комплексов в культурном слое и на дне котлована, столбовые и прочие ямы.
В результате работ было вскрыто 280 кв. м, выявлена значительная часть котлована полуземляночной постройки № 2, зафиксированы два наружных очага в юго- восточной части раскопа, прослежены особенности стратиграфии и литологические характеристики культурного слоя.
Рассматривать показатели построечного комплекса и данные общей стратиграфии раскопа необходимо в едином контексте, поскольку котлован полуземлянки занимает заметно большую часть вскрытой в 2007 году площади (рис. 2). На уровне днев- ной поверхности локализация постройки фиксировалась незначительным понижением уровня, заметным только по данным нивелировки. Это подтверждается одним продольным (с юго-запада на северо-восток) и тремя поперечными (с северо-запада на юго-восток) разрезами котлована постройки, которые позволяют визуально представить профили вскрытой площади по современному уровню и по материку. Хорошо заметно, что дневная поверхность слабо дублирует понижение на месте заплывшего полуземляночного котлована, особенно в поперечном разрезе В–В-1. При общем понижении современного уровня террасы с востока на запад, на линии разреза падение составляет от -136 в юго-восточном углу раскопа до -231 над котлованом (разница 0,95 м). Далее, к северо-западному углу раскопа понижение наблюдается, но не столь значительное, до -240 (разница всего 0,09 м).
На околожилищном пространстве и непосредственно над котлованом постройки характер верхнего гумусированного пласта однороден, лишь над западиной землянки его мощность несколько выше. В целом, эта разница слабо заметна, толщина верхнего слоя гумуса – рыхлой темно-серой супеси – в пределах раскопа составляет от 0,07 до 0,15 м. Дернина гумусированного слоя плотно армирована корневищами травяного покрова.
Ниже залегают культурные напластования – серая рыхлая супесь, которая заметно темнеет в пределах котлована, но по консистенции ничем не отличается, с вкраплениями суглинистых и песчаных фракций из нор землероев. Заметим, что в заполнении землянки норы грызунов встречаются значительно реже, чем за её пределами. В верхних пластах центральной части заполнения находок значительно меньше, чем у краев и вне котлована, но с понижением их концентрация возрастает. Это говорит о естественном и постепенном заполнении брошенной постройки окружающим грунтом и слабой дисперсии вещественных остатков. Мощность культурного слоя от 0,5 м вне котлована, на юго-восточном участке раскопа, до 1,5 м в центральной части заполнения котлована.
На уровне материка вскрытая часть постройки рельефно выделяется своими очертаниями и конструктивными особенностями, несмотря на то, что местами стены котлована заметно деформированы в результате постепенного обрушения вертикалей или последовательными прижизненными достройками. Как правило, на поселениях бронзового века выбросы материкового грунта из котлованов полуземлянок не фиксируются. Его либо далеко выносили за пределы построечной инфраструктуры, либо планомерно распределяли на площади перед постройками, а в дальнейшем, в результате продолжительного использования территории поселка, материковые фракции перемешивались с культурными отложениями.
Постройка № 2 в Нижней Красавке – яркое исключение из этого правила. Здесь материковый грунт был использован в конструкции сооружения. В виде мощного контурного вала он был сосредоточен на окружающем котлован пространстве, как бы полукольцом охватывая его с северо-запада, севера, северо-востока и востока. Вал фиксируется в широтных бровках I-III, меридиональной бровке III, а также бортах раскопа – I и II (широтных) и III (меридиональном). На вертикальных плоскостях III меридионального (восточного) борта, а также I и II широтных бровок отчетливо заметны затеки этого суглинистого грунта внутрь котлована в процессе постепенного заполнения. Наиболее мощный прослой выкида наблюдается в северо-западной части раскопа, где этот грунт – пестрый суглинок с множеством нор землероев – начинается уже непосредственно под гумусом, а его толщина здесь составляет 0,53 м. Полный профиль линзы материкового выкида (максимальная толщина 0,45 м) зафиксирован в зачистке восточно- го борта раскопа (III меридиональный). Его левое крыло сползает в котлован постройки в пределах квадрата 42, а правое выклинивается в южном направлении через 6 м, причем хорошо заметно, что здесь выкид залегает выше материка на 10-15 см и, таким образом, отсекает уровень древнего гумуса, или горизонт более архаичного культурного слоя.
Последнее предположение более предпочтительно, поскольку оно косвенно подтверждается ближайшим расположением наружного очага с каменной обкладкой (комплекс № 2), который по вертикали фиксируется в том же самом борту (кв. 14-А). Яма для очага была вырыта в толще культурного слоя на уровне, который выше материка на 0,35 м. Выше залегает еще 20 см культурного слоя. Точно такой же очаг (комплекс № 1) обнаружен в 4 м к северо-западу-западу, в квадрате 13 и, кроме того, он фиксировался в зачистке I меридиональной бровки. Уровень, на котором вырыта яма этого очага полностью совпадает с предыдущим. Поскольку в комплексе № 1 зафиксирован неполный развал покровского сосуда, оставленного в каменном очаге (рис. 6, 3), уместно предположить, что здесь мы имеем дело со стратиграфическим соотношением двух хронологических горизонтов – более архаичного покровского и следующего за ним срубного. Заметим, что ни по цветовым характеристикам, ни стерильными прослоями эти горизонты не отделяются друг от друга, более того, покровские и срубные керамические материалы везде залегают в микшированном виде, и лишь указанная ситуация в юго-восточной части вскрытой площади позволяет конкретизировать такое соотношение. Исходя из этого, можно предположительно отметить в межземляночном пространстве толщину нижнего покровского слоя (0,35 м) и незначительную мощность верхнего срубного слоя, составляющего здесь 0,2 м, что более подробно характеризует стратиграфию памятника.
Коренной грунт, в котором сооружен котлован постройки – мягкая запесоченная глина светло-коричневого цвета. Она легко прокапывается и подвергается горизонтальной зачистке, правда, в связи с большим содержанием гипса, при высыхании материковая глина, а также прочие местные грунты подвержены быстрому затвердеванию и глыбообразованию. По обнажениям песка, которые выявлены в центре котлована постройки, установлена мощность вышележащего материкового пласта глины, составляющая 0,8-1 м.
Таким образом, стратиграфия памятника, с литологическими и культурно-хронологическими характеристиками, представляется как последовательное чередование: гумуса (до 0,15 м); культурного слоя, с предположительной разбивкой на два ос- новных горизонта – срубный (0,2 м) и покровский (0,35 м) в межземляночном пространстве, а в заполнении котлована постройки сложно микшированного, и содержащего керамику и предметы катакомбной, покровской, срубной, бондарихинской и золото- ордынской культур (до 1,5 м); связанных с возведением постройки прослоев материкового выкида из котлована (до 0,52 м); материковой глины (до 1 м) и подстилающего материкового песка, относящегося к водоносным слоям.
Исследованиями 2007 года вскрыта большая часть жилища с тамбуром ступенчатого входа, привходовым и центральным участками котлована (рис. 2). С юго-запада на северо-восток протяженность изученной части сооружения по продольной оси составила 21 м. Далее на северо-восток, под заплывшую траншею В.А.Фисенко, «уходит» оставшаяся еще не раскопанной задняя, противоположная входу, часть жилища, которая может составлять не менее 1/3 общей длины. Еще остается надежда, что она не сильно нарушена траншеей.
Жилище представляло собой, по предварительным наблюдениям, длинное однокамерное строение с тамбуром, ориентированное с юго-запада на северо-восток, с выходом в юго-западную сторону, в направлении к древней балке, ведущей к реке. Траншея тамбура имеет неровные очертания, видимо в результате многолетнего использования и подправок. Ее северо-западный контур более крут и глубина в материке здесь достигает 0,3 м. Юго-восточный контур менее отчетлив, он пологий, читается только в центре, по продольной магистральной оси, которая на 10 см глубже. Начало тамбура скрыто под южным и юго-западным бортами раскопа. По предварительным наблюдениям в этом месте он раздваивается, и одно направление выходит на ЮЗЗ, а второе на юг. Ширина западного ответвления 2,2 м, ширина южного проема 1,75 м. Точка их расхождения выявлена в юго-западном углу раскопа, в виде материкового поднятия, которое выше дна тамбурной траншеи на 0,2 м. Общая ширина тамбура в пределах квадрата 61 – 2,75 м.
В направлении с юго-запада на северо-восток тамбур тремя ступенями, через диагонали квадратов 66, 61, 58 и 33, тянется к привходовой площадке жилища. Название «ступени» исключительно условное, поскольку эти отрезки входа более напоминают пологие, последовательно укорачивающиеся и различные по глубине пандусы. Первый внешний отрезок входа начинается в квадрате 66, у точки раздвоения тамбура. Здесь его глубина составляет -346 от 0R. В 1 м северо-восточнее наблюдается незначительное продолговатое поднятие на 10 см, длина которого 5 м, идущее к краю второй ступени с отметкой -335/-342 (кв. 58). Вторая ступень значительно короче, всего 1,6 м. Её край и перепад с отметкой -340/-347 выявлены в квадратах 33 и 56. Здесь же начинается и заканчивается совсем короткая третья ступень, которая через 0,5 м, с отметки — 347, небольшим пологим уступом понижается на уровень -355. Таким образом, общая длина входа от места его внешнего раздвоения до края котлована (кв. 33) составляет около 8 м (рис. 99).
Уровни тамбура рационально продуманы как устройство отведения от жилища дождевой влаги: глубина короткой привходовой ступени (-347) почти совпадает с уровнем тамбура у точки внешнего раздвоения (- 346), тогда как центральный участок входа приподнят (-332 в кв. 62). Очевидно, здесь, над траншеей тамбура также должен был пристраиваться дождевой навес, о чем косвенно свидетельствует группа столбовых ям №№ 11-17, продолжающих линии контурных опор по обеим сторонам общей кровли.
Котлован постройки имеет подпрямоугольную форму, его продольная ось, ориентированная с юго-запада на северо-восток, совпадает с направлением входа. Точно установить первоначальные размеры жилища затруднительно, поскольку края котлована заметно деформированы в ходе эксплуатации и периодических достроек. Здесь есть контурные линии столбовых ямок, идущие вдоль стен, но они вырыты не вплотную к краям котлована, а с некоторым зазором, что позволяет предполагать падение скатов кровли непосредственно на внешний грунт и отсутствие стен надстройки. Это означает, что между столбами и нижними краями кровли («под застрехой») в пределах жилища также имелось некое обитаемое пространство. Это особенно хорошо заметно по конструктивным особенностям юго-восточной стены, где между столбовыми ямками и внешним краем котлована имеется значительное пространство шириной 2-2,5 м, приподнятое относительно пристенных участков пола на 0,9-1 м в виде длинной нарообразной ниши.
Вполне вероятно, что в юго-восточной стене, под скатом кровли были оборудованы спальные нары. Здесь наблюдается очень частое размещение столбовых опор (ямы №№ 1-10), и, видимо, не все они поддерживали крышу. Представляется, что между опорами юго-восточного контура были дополнительно врыты низкие столбы, на которых держался один край деревянного настила спальных нар. Противоположный край деревянных нар свободно лежал на плоскости земляной ниши в квадратах 42, 7, 22 и приблизительные размеры такого общего спального места большой семьи составляли 9х3 м.
Опоры северо-западного контура стояли гораздо разреженнее (ямы №№ 22, 24, 25, 27, 28, 30). Если расстояния между ямками у юго-восточной стены составляют от 0,3 до 1 м, то здесь от 0,75 до 2,5 м. Северо-западный край земляночного котлована гораздо круче. По-видимому, в жилом пространстве постройки эти участки выполняли чисто технические и хозяйственные функции.
Исходя из вышеизложенного, ширина полезного (вмещающего) пространства жилища между земляными краями котлована составляла примерно 11 м. Расстояние между несущими контурными линиями опор кровли было гораздо меньше – 6 м в привходовом отсеке и 7,5 м в центральной части. Протяженность исследованного пространства котлована с юго-запада на северо-восток 12,4 м, но думается, что по завершении раскопок его общая длина может составить около 17-18 м.
Передняя привходовая площадка жилища выделяется незначительным поднятием в квадратах 31-34. Она имеет заметный уклон с юго-запада, от края третьей короткой ступени входа (-355), на северо-восток, где, в квадрате 32 зафиксирована отметка -375.
Центральный и самый низкий участок жилища сосредоточен в квадратах 1-6, 16, именно здесь наблюдаются влажные, постоянно подпитывающиеся грунтовыми водами выходы материкового песка, залегающего под слоем плотной глины на отметках до -397 от 0R. Это абсолютно пустое пространство, если не считать неглубокой (всего 9 см) овальной ямы № 35, выявленной в квадрате 2, назначение которой неясно. Далее к северо-востоку, где уровень пола незначительно повышается до уровня -373, а у северного борта раскопа до -361, наблюдается скопление таких же неглубоких и невыразительных ям различных размеров, преимущественно округлых форм.
В раскопе 2007 года зафиксированы объекты, которые требуют отдельного описания и более подробной характеристики. Это два наружных очага с каменной обкладкой, а также скопления артефактов, столбовые и хозяйственные ямы, связанные с конструктивными особенностями и внутренним интерьером постройки.
Комплекс № 1 – каменный очаг с неполным развалом сосуда –зафиксирован в квадрате 13, на удалении 3,25 м к юго-востоку от края земляночного котлована. Здесь, на глубине -191 от 0R (0,3 м от дневной поверхности), обнаружена округлая яма диаметром 0,32 м. Стенки ямы полого суживались в направлении уплощенного дна с отметкой -201. Глубина ямы 10 см, по всей поверхности дна и стенок она была обложена камнями. В процессе позднейшей дисперсии камни очажной обкладки распределялись в культурном слое вокруг комплекса на расстоянии до 0,25 м. Время этой дисперсии, очевидно, связано с формированием срубного слоя.
Среди камней зафиксированы остатки не полностью сохранившегося развала лепного сосуда колоколовидной формы с примесью толченой раковины, по которым удалось графически восстановить форму и размеры горшка (рис. 6, 3). Это крупная посудина средних пропорций с округлым туловом, плоским днищем, выраженной шейкой, высоким венчиком с внутренним, слегка сглаженным ребром. На внешней поверхности имеются косые расчесы, поверх которых, на верхнюю треть тулова, нанесен орнамент. На плоском обрезе устья – косые короткие насечки, на венчике и шейке – три горизонтальных ряда каплевидных оттисков, а на покатом плече – прочерченный зигзаг. Диаметр устья 30 см, диаметр шейки 28,8 см, максимальное расширение тулова 31,6 см, диаметр днища 14,4 см, общая высота сосуда 30 см.
Явно выраженный покровский облик сосуда позволяет связывать отдел культурных напластований, в котором была вырыта яма первого очага, именно с началом эпохи поздней бронзы, или с покровским временем. Несмотря на факт обнаружения в Нижней Красавке нескольких фрагментов керамики катакомбного типа (рис. 8, 26-28), оснований для подтверждения существования здесь более древнего слоя пока нет.
Комплекс № 2 – каменный очаг – выявлен в 6,5 м к юго-востоку от края земляночного котлована и в 4 м в том же направлении от первого комплекса. Второй очаг устроен в круглой яме диаметром 0,45 м, на глубине -170. Её стенки плавно переходят в уплощенное дно на отметке -183, и, таким образом, глубина ямы второго очага составляет 13 см. Его каменная обкладка, на момент раскопок, представляла собой кучевое нагромождение с ближней дисперсией в северо-западном направлении. Некоторые камни смещены по вертикали в верхние отделы слоя с отметками от -167 до -155.
Как и комплекс № 1, второй очаг маркирует уровень покровского слоя, существенно дополняя данные по вертикальной стратиграфии нашего памятника.
Комплекс № 3 – скопление костей и керамики – зафиксирован в юго-западной, привходовой части земляночного котлована, в квадратах 63 и 64. Здесь выявлены отдельные необработанные камни, кости животных (КРС и МРС), а также неполный развал крупного сосуда корчажного типа, которые компактным блоком растянуты с юго- запада на северо-восток, на небольшой площади размерами 2х1,3 м. Находки залегали на одном уровне в предматериковом слое, на глубине от -261 до -275 от 0R. Остатки сосуда находились в центре скопления. Графически реконструированы его форма и приблизительные размеры (рис. 4, 3). Это округлобокая корчага вертикальных пропорций, с коротким, слабо отогнутым наружу венчиком. Максимальное расширение приходится на верхнюю треть общей высоты сосуда. На плечике заметны горизонтальные расчесы и парный зигзаг, оттиснутый зубчатым штампом. Диаметр устья 32 см, диметр шейки 31,6 см, диаметр наибольшего расширения тулова 36,3 см, диаметр плоского днища с придонным наплывом 16,4 см, общая высота сосуда 36 см. В примеси заметны песок и шамот.
Нет никаких сомнений в срубной принадлежности данной группы артефактов, которые определенно связаны с построечным комплексом. Они были сосредоточены на юго-восточном краю тамбура входа, в непосредственной близости от ямы столбовой опоры № 14, которая занята в системе привходового навеса. Предположительно, это участок открытой террасы перед входом, которая выделена незначительным понижением, идущим вдоль юго-восточного борта котлована постройки. Характер привходовой территории постройки № 2 предполагается уточнить дальнейшими раскопками в южном и юго-восточном направлениях.
Комплекс № 4 – скопление костей и керамики – выявлен в северной части котлована постройки, в квадратах 16-А и 27. Компактным блоком скопление залегало на осыпи стенки котлована, на глубине -329 от 0R, на площади размерами 1 Х 0,6 м. Здесь зафиксированы кости МРС, фрагментированная керамика и почти целый лепной сосуд баночной формы.
Сосуд не орнаментирован, приземист и асимметричен (рис. 3, 13). По принятой классификации он относится к типу срубных прямостенных банок. Внешняя поверхность шершавая, с разнонаправленными следами сглаживания и кавернами. В примеси заметны песок и шамот. Диаметр устья 12 см, диаметр днища 9,5 см, общая высота 9 см.
Комплекс № 4, безусловно, связан с постройкой и ее хозяйственной инфра- структурой. Предполагается, что баночный сосуд, прочие предметы первоначально располагались на горизонтальной плоскости края котлована, между столбовыми опорами и скатом кровли (под застрехой), а в процессе обрушения стенных вертикалей и заполнения котлована постепенно сползали внутрь, в конечном итоге оказавшись на наклонной плоскости осыпи.
Среди 39 грунтовых ям, выявленных в котловане постройки № 2, выделяются два основных функциональных типа: столбовые и (предположительно) хозяйственные (рис. 2). Большие углубления, условно обозначенные как хозяйственные ямы, на удивление неглубоки. Почти все они сосредоточены во внутреннем пространстве жилища. Три тяготеют к юго-восточной стене котлована: №№ 37, 38 и на большом удалении в сторону выхода – № 39. Шесть ям сгруппированы кучевым скоплением в северной части исследованной площади постройки: №№ 31-36. Три ямы, без всякой видимой связи друг с другом, разбросаны на пристенном пространстве северо-западного контура: №№ 23, 26, 29. Только одна яма № 11 вынесена за пределы основного котлована и устроена в привходовой части, за юго-восточной тамбурной линией столбовых опор.
Столбовые ямы условно можно разделить на 5 групп:
- ямы столбовых опор северо-западного контура котлована (№№ 22, 24, 25, 27, 28, 30), на которые опирались боковая продольная балка и северо-западный скат кровли;
- ямы столбовых опор юго-восточного контура котлована (№№ 1-10), которые поддерживали противоположную боковую продольную балку и юго-восточный скат кровли;
- ямы опор, фиксирующих северо-западный край тамбурного навеса (№№ 15-17);
- ямы опор, фиксирующих юго-восточный край тамбурного навеса (№№ 11-14);
- ямы опор, фиксирующих внутренний отрезок входа (№№ 18-21).
Последние три группы ям – это следы столбовых опор, которые были задействованы в общей системе крепления передней короткой торцевой стены, тамбура входа и довольно обширного навеса над входовой частью, предохранявшего жилье от проник- новения внутрь дождевой влаги.
Удивляет невыраженность ям продольной осевой линии столбов, которые всегда отмечаются в полуземляночных постройках с двускатными кровлями в материалах срубной культуры Нижнего Поволжья. Осевые линии столбов располагались в них строго по центральной оси, или со смещением в одну из сторон, и таким образом крыша выглядела асимметричной. В связи с этим, можно предположить, что в нижнекрасавской постройке № 2 столбы продольной оси могли стоять разреженно, на большом расстоянии друг от друга, и эта линия была смещена ближе к северо-западному контуру. В таком случае, с ней могли быть связаны ямы №№ 21, 26 и 34, которые условно отнесены к числу хозяйственных. Эти углубления находятся на одной линии, которая проходит параллельно северо- западному контуру, на расстоянии от 1,5 м в привходовой части котлована до 2 м на северо-восточном участке вскрытой площади. На большом промежутке (6 м) между ямами 26 и 30 также мог стоять столб, след от которого не сохранился (именно здесь находится центральное понижение уровня пола, обнажившее рыхлый пласт песка, залегающий под слоем материковой глины). Данное предположение не бесспорно, слишком неубедительны эти небольшие, а главное – мелкие ямы предполагаемой смещенной оси. Они – скорее дополнительные подпорки, нежели основные несущие опоры маточной балки.
Землянка в Нижней Красавке реконструируется как длинное строение с двускатной кровлей и длинным тамбуром входа. Навес над тамбуром, скорее всего, был невысоким и плоским. Поперечное расстояние между опорами, которые его поддерживали составляло 4-4,5 м. Причем, северо-западная тамбурная линия опор (ямы 15-17) являлась продолжением предполагемой осевой линии столбов в котловане (ямы 21, 26, 34), а опоры юго-восточной тамбурной линии (ямы 12-14) продолжали ряд юго- восточного контура котлована (ямы 1-10). Таким образом, вся каркасно-столбовая конструкция жилища была рационально связана в единой системе, что сообщало ей необходимую архитектурную жесткость.
Вероятно, с дверным проемом связаны четыре столба, от которых остались ямы 18-21. Столбы 18 и 19, стоявшие на уровне второй ступени, находились на поперечной линии, пересекавшей внутренний отрезок тамбура. Возможно, здесь проходила поперечная балочка, которая связывала среднюю часть тамбурного навеса (столбы 12 и 17) с дверным проемом (столбы 18 и 19).
Все приведенные выше предположения – не более чем рабочая версия, которая нуждается в тщательной проверке и инженерных расчетах при реконструкции и построении модели нижнекрасавской постройки № 2.
***
В результате раскопок 2007 года на поселении у с. Нижняя Красавка получены новые, весьма информативные материалы о характере и хронологическом соотношении древних культур на севере Волго-Донского междуречья. Археологический памятник появился на высоком левом берегу р.Медведицы в начале эпохи поздней бронзы с первыми культурными отложениями, содержащими керамику покровского типа, но еще в среднем бронзовом веке здесь бывали небольшие группы подвижных скотоводов – носители признаков катакомбной археологической культуры, оставившие несколько фрагментов лепной посуды с характерной «ёлочной» орнаментацией (рис. 8, 26-28). Этот небольшой комплекс малоинформативен, но отметим, что эти сосуды были изготовлены без примеси толченой раковины и украшены в типичной манере донецких, среднедонских и доно-волжских традиций. Поэтому приблизительно можно отнести его к началу II тыс. до н.э.
К покровскому времени относятся два каменных очага, зафиксированные в юго-восточной части раскопа, а также характерная керамика подколоколовидных форм с ракушечной примесью (рис. 6, 7). Это остатки преимущественно крупной, округлобокой посуды со следами сглаживания внешней поверхности (расчесами), украшенной зубчатыми штампами, прочерченными линиями, различными вдавлениями и оттисками. Вместе с тем, небольшим количеством представлены сосуды средних размеров с гладкой поверхностью (рис. 6, 4, 6, 8-10), а также миниатюрные формы, среди которых есть реберчатые (биконические) экземпляры (рис. 6, 7, 11, 12; 7, 7).
В литературе принята устойчивая точка зрения по поводу сакрального характера некоторых категорий миниатюрных сосудов, встречающихся в абашевских и покровских погребениях и часто сопровождающихся глиняными крышками. Исследователями установлены принципиальные морфологические различия абашевских и покровских типов такой ритуальной посуды (Кузьмина О.В., 1995, с. 35), а также высказаны предположения относительно возможной культурно-генетической преемственности реберчатых форм в абашевском, покровском и срубном керамических комплексах (там же; Малов Н.М., 2007; Макси- мов Е.К., Лопатин В.А., 2007, с. 149). При этом неоднократно отмечалось, что реберчатая посуда покровского типа использовалась преимущественно в погребальной обрядности, а в комплексах поселений находки таких сосудов единичны (Кузьмина О.В., 1983, с. 10; Малов Н.М., 1992; он же, 2007, с. 66). Действительно, в сводке поселенческих материалов покровского типа, собранной Н.М. Маловым по памятникам северной части Нижнего Поволжья, присутствуют только три экземпляра подобных сосудов (Новая Покровка, Хмельное-IV, Дубовое) (Малов Н.М., 2007, с. 84, рис. 2, 1; с. 86, рис. 4, 16; с. 87, рис. 5, 16).
В связи с этим, две находки в Нижней Красавке представляют особый интерес (рис. 6, 11, 12). Это фрагменты миниатюрных форм, по всем признакам близких ритуальным сосудикам из погребальных комплексов покровского типа. От абашевских вариантов их отличает плоское устойчивое днище и расположение наибольшего расширения на середине общей высоты тулова, тогда как первые, часто округлодонны, а их максимальное расширение лежит в нижней трети высоты. Вероятно, наши сосуды были орнаментированы по всей внешней поверхности, причем, между собой их сближает один общий мотив декора – прочерченные горизонтальные линии, заполняющие все пространство придонной части.
Абсолютные аналогии этим композициям декора на ритуальных биконических сосудиках ни в абашевской, ни в покровской культурах мне не известны. Вместе с тем, горизонтальные прочерченные линии, в целом, характерны для арсенала декоров указанных культур, а также часто встречаются в орнаментах синташтинских и раннеалакульских сосудов. Правда, они размещаются, как правило, в верхних отделах орнаментального поля или служат разделителями горизонтальных зон (Халиков А.Х., 1961, с. 246, табл. XII, 1-а,б,в; Ткачев В.В., 2007, с. 167, рис. 43, 168, рис. 44; Мочалов О.Д., 2008, с. 146, рис. 54-а).
Пожалуй, наиболее близок нижнекрасавским экземплярам биконический сосудик из комплекса покровского погребения 3 второго Максимовского кургана, исследованного на севере Саратовского Правобережья1, где, кроме него, были зафиксированы также крупный горшок с желобчатым венчиком, бронзовый нож, костяная втулка и набор кремневых стрел сейминского типа (Максимов Е.К., 1994, с. 113, рис. 3, 9). Композиционно у них совпадают горизонтальные линии в придонной части и зигзаги на плечике, но разница состоит в том, что декор сосуда из Максимовки выполнен не прочерчиванием, а зубчатым штампом и, кроме того, у него нет коротких вертикальных отрезков на линии реберчатого расширения. Но в целом это, вне всяких сомнений, явления одного культурного порядка.
Среди идентифицированных, в культурном отношении, керамических форм эпохи бронзы покровские сосуды составляют в Нижней Красавке 17,2%. Из них более половины экземпляров орнаментированы (59,5%). Арсенал технических элементов декора неширок: зубчатый штамп (46,2%), овальные, каплевидные и клиновидные насечки (30,7%), прочерченные линии (23,1%),. Композиционные решения декора, в основном, просты: горизонтальные ряды и линии (рис. 6, 2-5, 9; 7, 1, 6, 10, 11, 13, 14). Наиболее сложны орнаменты ритуальной посуды, где сочетаются горизонтальные линии и зигзаги, представлена «решетка» (рис. 6, 7, 11, 12), а также некоторых крупных форм, украшенных «ёлочкой» (рис. 6, 1), и многорядным зигзагом (рис. 7, 2).
Определенно, наиболее близки и, вероятно, синхронны нижнекрасавскому – керамические комплексы покровского типа известных в литературе поселений «Вишневое» и «Вихляный Овраг» (Дремов И.И., 1992, с. 74-86; Лопатин В.А., 2002, с. 117, рис. 14, 1-23).
Они сближаются по целому ряду показателей форм (соотношение широтных диаметров устья и максимального расширения тулова), утолщенных слабожелобчатых венцов, поверхностной обработки, примесей, стилистики декора. Поселения этого круга Н.М. Малов определяет как позднепокровские, отражающие процессы начавшейся трансформации покровской культуры и вызревания элементов более позднего срубного комплекса (Малов Н.М., 2007, с. 67). Такие памятники он помещает между группой классических покровских селищ (Новая Покровка-I,-II, Сады) и наиболее поздними, где элементы Покровска единичны (Гуселка-II, Хмельное-IV, Преображенка-I, Трумбицкое, МОС-I).
Вероятно, нижнекрасавское поселение, в известной степени, отражает упомянутый выше процесс нивелировки покровских признаков в керамике (рис. 5, 1, 2, 13) и формирования срубного комплекса. Подавляющее большинство керамики эпохи бронзы представлено сосудами раннесрубного типа (82,7%), что выражается абсолютным преобладанием баночных форм (69,62%), заметно меньшим процентом округлобоких и слабопрофилированных (26,7%) (рис. 3, 4, 7, 9, 12; 4, 1-4, 6, 7; 5, 1, 2, 12), а также буквально единичным содержанием (всего 3,68%) острореберных сосудов (рис. 4, 5; 5, 10, 11). Причем, значительно, как всегда, выделяются банки закрытых профилировок (44,5%) (рис. 3, 1-3, 5, 8, 10, 11; 5, 3, 6, 7, 9, 13), за ними следуют баночные сосуды с вертикальными стенками (21,98%) (рис. 3, 6, 13; 5, 8), а менее всего открытых и биконических (реберчатых) банок (по 1,57%) (рис. 5, 4, 5).
Соотношение технических приемов орнаментации срубной керамики выдержано в таких же пропорциях, как и в покровском комплексе, что можно, очевидно, расценивать как прямую преемственность. Точно так же абсолютное большинство составляют зубчтые штампы (54,53%), за ними следуют различные насечки и вдавления (26,57%), меньше всего прочерченных линий (18,9%). Орнаменты просты, и традиционно менее пышно украшены баночные и слабопрофилированные формы, хотя на отдельных экземплярах отмечены довольно сложные композиции: простые и штрихованные зигзаги (рис. 3, 5; 4, 3, 7; 5, 1, 8, 12), солярные кресты (рис. 3, 9; 4, 1; 5, 6, 7), имитация «ёлочки» (рис. 4, 4), крестообразно штрихованные ромбы (рис. 5, 5). Обычно в такой манере орнаментировались срубные острореберные формы, и редкие нижнекрасавские экземпляры здесь не исключение (рис. 4, 5; 5, 10, 11).
О ранней позиции комплекса в рамках общей динамики срубной культуры косвенно свидетельствует также компактный орудийный набор, связанный, преимущественно, с постройкой № 2 (рис. 8, 1-25). Это, прежде всего, выдержанная в архаичных традициях каменная индустрия, основанная на технике пластинчатого скола: скребки и массивные скребла из кремня и кварцита (рис. 8, 8, 9, 13); сечения ножевидных пластин, с ретушью и без вторичной обработки (рис. 8, 10, 18); пластинчатые сколы и отщепы (рис. 8, 14-16, 20, 21, 25). О придомном характере камнеобработки говорит найденный здесь инструмент – кремневый, частично заполированный ретушер в виде короткого, круглого в сечении стержня со следами сработанности (рис. 8, 12). Непосредственно на полу жилища был обнаружен фрагмент листовидного наконечника дротика, обработанного двусторонней ретушью (рис. 8, 7).
В группе каменных изделий выделяются несколько абразивов различных форм, которые представляют собой инструментарий для заточки и полировки (рис. 8, 19, 22-24). Весьма интересен фрагмент широкого оселка, у которого на короткой торцевой грани имеется узкий желобок, вероятно, предназначенный для затачивания тонких колющих орудий (шильев, игл, проколок) из кости и металла (рис. 8, 22). Необычен также абразив пирамидальной формы с подквадратным основанием, которым полировались плоские поверхности, возможно, в деревообрабатыващем производстве (рис. 8, 23).
На поселении зафиксированы также признаки косторезного дела, причем, группа костяных изделий, отчасти, также подтверждает ранние позиции срубного памятника. Здесь обнаружены два пряслица – полусферической и дисковидной форм (рис. 8, 1, 2), которые типичны для позднепокровского–раннесрубного времени. Полусферическое пряслице изготовлено из эпифиза бедренной кости молодой особи КРС (есть признаки незаросшей хрящевой прослойки), и, по всей вероятности, является бракованным изделием, поскольку просверленный канал, предназначенный для веретена, заметно смещен относительно центра. Точно такое же пряслице было обнаружено в «кожевенной мастерской» (постройка № 2) раннесрубного Преображенского поселения в степном Заволжье (Лопатин В.А., 2002, с. 112, рис. 9, 6). Глиняные дисковидные варианты также известны в Преображенке (там же, с. 111, рис. 8, 1, 2), а костяные диски веретен отмечены, к примеру, в раннесрубном погребении 8 кургана 4 и позднепокровском погребении 5 кургана 18 Натальинского могильника на левом берегу Волги (Памятники срубной.., 1993, с. 131, табл. 1, 28, с. 134, табл. 4, 18). Такое же дисковидное прясло есть в парном раннесрубном захоронении 1 кургана Е14 из раскопок П.Д. Рау в Краснополье (Прейс) (Памятники срубной.., 1993, с. 142, табл. 12, 15).
Определенная динамика конструктивных особенностей и форм пряслиц зафиксирована на примере развития поселенческих комплексов Заволжья. Отмечено, что наиболее ранние, в рамках срубной культуры, поселения маркированы костяными полусферическими экземплярами (Преображенка), для развитого этапа характерны глиняные цилиндрические формы (Максютово), а на завершающем позднесрубном и финальном этапах (Осинов-Гай, Смеловка-I) появляются глиняные усеченно-конические варианты (Памятники срубной.., 1993, с. 167, табл. 37, 22, с. 181, табл. 51, 16, с. 187, табл. 57, 34; Лопатин В.А., 2003).
Необходимо отметить также находку сломанной пластинчатой заготовки костяного изделия округло-овальной формы и слабоизогнутого сечения (рис. 8, 3). Очевидно, следующим этапом ее обработки должно было стать сверление центрального отверстия, а по поводу функциональности таких предметов в литературе существуют две версии. Первая относит их к группе поясных пряжек, с чем не всегда сопоставимы данные трасологических исследований, а вторая, основанная на иконографии, отводит им роль инсигний-медальонов.
Так, например, плоские варианты поясных пряжек без бортиков, с большим центральным и малым боковым отверстиями, маркируют наиболее поздние погребения бабинской культуры (Литвиненко Р.А., 1998, с. 48-50, табл. XI, рис. 4). В покровском погребении № 1 Кондрашкинского кургана такая же пряжка зафиксирована в комплексе с реберчатым сосудом, украшенным горизонтальными прочерченными линиями, и щитковым костяным псалием, имеющим «микенский» орнамент и вставные шипы (Пряхин А.Д. и др., 1989, с. 17, рис. 5, 4). В качестве пряжек рассматриваются также плоские пластинчатые изделия с двумя малыми боковыми и большим центральным отверстиями. Нередко основанием для такой интерпретации является их местоположение в могиле (у пояса скелета), как, например, в знаменитом покровском погребении 2 кургана 35 эпонимного могильника, где предмет обнаружен в комплексе с двумя ножами, теслом, широкожелобчатыми браслетами и тремя сосудами, один из которых имеет синташтинские черты (Памятники срубной.., 1993, с. 146, табл. 16, 18). В сводке Н.М. Малова такие изделия также отнесены к пряжкам, представляющим отдельный вариант У-29, отмечена их типичность для покровских памятников (Малов Н.М., 1992-Б, с. 40, рис. 4, 18, 20, 21, 22, с. 43-44). Но именно по поводу таких деталей фурнитуры имеется другая точка зрения В.В.Рогудеева, согласно которой они являлись вотивными нагрудными медальонами (Рогудеев В.В., 2004, с. 191-193, 201, рис. 3) и, в соответствии с иконографическими параллелями, входили в состав ожерелий. Подобная версия вполне правдоподобна, поскольку характерные желобчатые потертости на дисках с двумя малыми отверстиями, возникшие от трения шнурка, более соответствуют функциям подвесок.
Пластинчатая заготовка из Нижней Красавки, по завершении обработки, могла стать как пряжкой, так и подвеской-медальоном. Для нас более важно, что здесь такие вещи из кости производились именно в определенный хронологический период, соответствующий формированию срубной культуры.
В группе костяных изделий заметен также предмет с отверстием, изготовленный на пястной кости КРС (рис. 8, 4). Сверленые фаланги крупных парнокопытных часто находят в материалах погребений и поселений эпохи поздней бронзы. Иногда они встречаются в комплектах с игральными альчиками МРС и логично интерпретируются как предметы, отвлеченные от производственной повседневности. Пястная кость с несквозной сверлиной есть в материалах Преображенки, где, обнаруженная в комплексе кожевенной мастерской вместе с набором проколок, она трактована в качестве упора для костяных шильев (Лопатин В.А., 2002, с. 112, рис. 9, 9). Думается, что аналогичными функциями могла обладать и вещь из Нижней Красавки, у которой наружные края сверлины заметно развальцованы в результате усиленного давления на стержни проколок большего, по сравнению с отверстием упора, сечения.
Небольшой фрагмент изделия из трубчатой кости с двумя косыми нарезками (рис. 8, 5) не поддается функциональной идентификации. Не исключено, что он является частью, или отходом при изготовлении, некого желобчатого изделия, может быть псалия.
Единственный предмет из металла – обломок тонкой, круглой в сечении проволочки, изогнутой в виде скобы (рис. 8. 6). Определение этой находки также затруднительно, но можно предположить, что это фрагмент тонкой швейной иглы. Иглы иногда находят на поселениях срубной культуры, гораздо чаще в погребениях. Ближайшая аналогия в поселенческом комплексе – более массивная, согнутая под прямым углом швейная иголка из постройки № 1 (комплексная, хозяйственно-жилая) в заволжской Преображенке (Лопатин В.А., 2002, с. 111, рис. 8, 3).
Постройка № 2 была возведена уже в срубное время. На полу жилища не было покровской керамики, здесь, а также в связанных с сооружением хозяйственных комплексах (№№ 3 и 4) зафиксированы исключительно срубные сосуды. Поэтому наиболее целесообразно синхронизировать срубный комплекс поселения у Нижней Красавки с известными раннесрубными поселениями Трумбицкое, Преображенка, учитывая при этом, что нижний рубеж его формирования может помещаться и в более ранней фазе, соответствующей времени позднепокровских селищ Вишневого, Вихляных Оврагов, а также местного покровского горизонта с двумя наружными очагами.
В последующие исторические эпохи территория поселения еще дважды посещалась древними народами. Небольшая коллекция находок – фрагменты лепной керамики, пряслице, железный нож (рис. 1, 12-19) – свидетельствует о непродолжительном пребывании здесь в начале раннего железного века носителей бондарихинской культуры. В коллекции выделяются два типа сосудов: относительно тонкостенные слабопрофилированные с оттисками зубчатого штампа и глубокими круглыми вдавлениями, образующими на обратной стороне «жемчужину» (рис. 1, 12, 15, 16), и крупные груболепные банки с пальцевыми защипами (рис. 1, 13, 14, 17).
Бондарихинская культура формировалась в Днепро-Донском междуречье в конце эпохи поздней бронзы (Ильинская В.А., 1961, с. 31) на фоне финального развития Сабатиновки и Белозерки, что стратиграфически хорошо прослежено при исследовании поселения Шоссейное на Северском Донце, где открыты бондарихинские постройки X- IX вв. до н.э. (Смирнов А.С., Сорокин А.Н., 1984, с. 138-149). Существуют мнения об определенной преемственности бондарихинской и срубной культур, которая усматривается в синкретичных керамических типах поселений XIII-XI вв. до н.э. (Усово Озеро, Большая Даниловка, Лиман, Клиновое, Студенок и др.) (Буйнов Ю.В., 2001, с. 223). Керамику этой культуры отличали горшечные формы и бедная орнаментика в виде глубоких округлых и уголковых наколов, выполненных торцом палочки, но также прочерченные геометрические фигуры, косые линии и налепные валики, похожие на хвалынские и сабатиновские. Присутствие защипной керамики в бондарихинском комплексе отмечено на материалах поселения и могильника у с. Залинейное (Госпитальный Холм) в Харьковской области Украины (Ромашко В.А., 1983, с. 60, рис. 2, 11, 12).
На поздних бондарихинских памятниках VIII в. до н.э. (Хухра, Оскол, Шмаровка) появляется керамика, украшенная зубчатым штампом, что связывается с влиянием ченолесской культуры и некими миграциями с днепровского правобережья на восток (Ковалева Л.Г., 1981, с. 38). Этот импульс, в свою очередь, вызвал продвижение бондарихинской культуры из левобережной лесостепи вначале на донские притоки, а затем еще и к северо-востоку, в лесную зону (Ильинская В.А., 1961; Археология Украинской…, 1986, с. 29). Возможно, этими событиями следует объяснять появление в донском бассейне, причем на таком значительном удалении от Поднепровья, на Медведице керамики бондарихинского типа с «жемчужными» вдавлениями и гребенчатым штампом (рис. 1, 12, 15, 16), но данное положение не совсем согласуется с фактами открытия памятников бондарихинского типа, причем, довольно раннего облика, в лесостепном Подонье.
По всем чертам, нижнекрасавские материалы относятся уже к раннему железному веку, что подтверждается, прежде всего, находкой однолезвийного ножа (рис. 1, 19). Это абсолютно целый экземпляр хорошей сохранности с прямым лезвием и «горбатой» спинкой, отделенной от короткого черешка (2,6 см) слабым уступчиком. Общая длина орудия 16,2 см, ширина 1,5 см. Максимальная толщина клиновидного сечения по плоской спинке 0,5 см.
Следует отметить, что однолезвийные железные ножи появляются и сосуществуют с бронзовыми экземплярами подобных типов еще в черногоровское время (X-IX вв. до н.э.), но в небольшом количестве и в гораздо меньших, по сравнению с нижне- красавским экземпляром, параметрах (всего до 12,2 см длиной) (Дубовская О.Р., 1993,с. 142). В основном, они, а также глиняные пряслица биконических форм (рис. 1, 18), типичны для памятников раннескифского времени и датируются в пределах VIII-VI вв. до н.э. (Покровская Е.Ф., 1973, с. 177, рис. 4, 34; Ковалева Л.Г., 1981, с. 33, рис. 2, 13).
Существенным представляется отсутствие позднебондарихинской гребенчато- ямочной керамики на хорошо изученных памятниках лесостепного Подонья в пределах Воронежской области (Садовое, Шиловское, Копанище-2, Рыкань-2), что специалистами рассматривается, как признак временного хиатуса между поздней бронзой и скифской эпохой, связанного с эколого-климатическим коллапсом (Медведев А.П., 1999, с. 92-107). Вместе с тем, восточнее указанной группы, в Прихоперье, такие комплексы известны, например, на поселениях Подгорное и Шапкино-VI (Хреков А.А., 2003, с. 127, рис. 12). Кроме наличия типичных позднебондарихинских сосудов (там же, рис. 12, 3, 10, 11, 16, 17), здесь отмечено формирование своеобразного керамического комплекса гибридного характера, который А.А.Хреков выделяет в особый «марьяновско- маклашеевский» тип. Ряд наблюдений позволил установить признаки хронологического стыка и межкультурных контактов позднебондарихинских групп населения с протогородецкими племенами (текстильная керамика) на границе лесостепи и лесной зоны (Хреков А.А., 2000, с. 71; он же, 2003, с. 113), имевших место приблизительно между IX и VII вв. до н.э. По-видимому, именно в этом интервале в Нижней Красавке был оставлен компактный бондарихинский комплекс с ножом и пряслицем.
В эпоху позднего средневековья (XIII-XIV вв.) на памятнике разбивались временные кочевья скотоводов, оставивших немногочисленные фрагменты керамики золотоордынского типа (рис. 1, 2-11). Это, преимущественно, обломки красноглиняных сосудов, украшенных в традиционном линейно-волнистом стиле, есть не совсем типичный тип декора – двойной зигзаг, нанесенный мелкозубчатым штампом (рис. 1, 4), выделяется также единственный фрагмент русской корчажки с резкопрофилированной шейкой и утолщенным венчиком (рис. 1, 6), аналоги которой более широко представ- лены на приволжских поселениях Золотой Орды.
Дальнейшие исследования на Нижней Красавке представляют большой интерес: предстоит завершить раскопки второй постройки, выявить основную часть ее жилого пространства и привходовые сооружения; уточнить соотношение покровских и срубных напластований; возможно, получить новые данные о пребывании на Медведице представителей позднебондарихинской культуры.
Литература
Арзютов Н.К. О чем говорят курганы. Саратов, 1936. Археология Украинской ССР. Киев, 1986. Т. 2.
Буйнов Ю.В. Срубная культурно-историческая общность и бондарихинская культура: вопросы хронологии и взаимосвязей // Бронзовый век Восточной Европы: характеристика культур, хронология и периодизация. Самара, 2001.
Деревягин Ю.В. Юному туристу-археологу // Изучай родной край и оберегай его богатства. Саратов, 1976.
Дремов И.И. Вишневое – поселение покровского времени в Саратове // Археология Восточно- Европейской степи. Саратов, 1992. Вып. 3.
Дубовская О.Р. Вопросы сложения инвентарного комплекса черногоровской культуры // Археологический альманах. Сборник статей. Донецк, 1993. № 2.
Ильинская В.А. Бондарихинская культура бронзового века // СА, 1961. № 1.
Карандеева М.В. Геоморфология Европейской части СССР. М., 1957.
Ковалева Л.Г. Поселение раннего железного века возле с. Волынцево на Сейме // Древности Среднего Поднепровья. Киев, 1981.
Круглов А.П., Подгаецкий Г.В. Родовое общество степей степей Восточной Европы. // Известия ГАИМК. М.-Л., 1935. Вып. 119.
Кузьмина О.В. Взаимоотношения абашевских и срубных племен в лесостепном Поволжье: Автореф. дисс. …канд. ист. наук. М., 1983.
Кузьмина О.В. Соотношение абашевской и покровской культур // Конвергенция и дивергенция в развитии культур эпохи энеолита-бронзы Средней и Восточной Европы. СПб., 1995. Ч. II.
Литвиненко Р.А. Динамика расселения племен КМК в бассейне Нижнего Дона // Проблемы археологии Юго-Восточной Европы. VII Донская археологическая конференция. Ростов-на-Дону, 1998.
Лопатин В.А. Срубные поселения степного Волго-Уралья. Учебное пособие. Саратов, 2002.
Максимов Е.К. Максимовские курганы // Древности Волго-Донских степей. Волгоград, 1994. Вып. 4.
Максимов Е.К., Лопатин В.А. Материалы Низовских курганов // Археология Восточно-Европейской степи. Саратов, 2007. Вып. 5.
Малов Н.М. Историография вопроса о срубно-абашевском взаимодействии в Нижнем Поволжье // Древ- няя и средневековая история Нижнего Поволжья. Саратов, 1986.
Малов Н.М. О выделении покровской культуры // Проблемы культур начального этапа эпохи поздней бронзы Волго-Уралья. Саратов, 1991.
Малов Н.М. «Абашевские племена» Нижнего Поволжья: (памятники покровского типа): Автореф. дисс.…канд. ист. наук. СПб., 1992-А.
Малов Н.М. Покровско-абашевские украшения Нижнего Поволжья // Археология Восточно-Европейской степи. Саратов, 1992-Б. Вып. 3.
Малов Н.М. Покровская культура начала эпохи поздней бронзы в северных районах Нижнего Поволжья: по материалам поселений срубной культурно-исторической области // Археология Восточно- Европейской степи. Саратов, 2007. Вып. 5.
Медведев А.П. Лесостепное Подонье на рубеже эпохи бронзы и раннего железного века // Евразийская лесостепь в эпоху металла. Археология Восточно-Европейской лесостепи. Воронеж, 1999. Вып. 13.
Мещеряков Ю.А. Рельеф СССР. М., 1972.
Мочалов О.Д. Керамика погребальных памятников эпохи бронзы лесостепи Волго-Уральского междуречья. Самара, 2008.
Памятники срубной культуры. Волго-Уральское междуречье // САИ. Вып. В 1-10. Саратов, 1993.
Покровская Е.Ф. Предскифское поселение у с. Жаботин // СА, 1973. № 4. Природа Саратовской области. Саратов, 1956.
Пряхин А.Д. Абашевская культура в Подонье. Воронеж, 1971.
Пряхин А.Д., Беседин В.И., Левых Г.А., Матвеев Ю.П. Кондрашкинский курган. Воронеж, 1989.
Рогудеев В.В. Могильник Репный в системе связей посткатакобного времени // Труды археологического научно-исследовательского бюро. Ростов-на-Дону, 2004. Том I.
Ромашко В.А. Поселение и могильник начала I тыс. до н.э. у с. Залинейное на Харьковщине // Древности степного Поднепровья III-I тыс. до н.э. Днепропетровск, 1983.
Рыков П.С. Результаты разведочных работ, произведенных в Нижнем Поволжье летом 1929 г // Известия НВИК. Саратов, 1931. Том IV.
Синицын И.В. Памятники бронзовой эпохи в районе Колышлея // Известия НВИК. Саратов, 1932. Т. V. Синицын И.В. Археологические работы в Саратовской области в 1945 г // КСИИМК, 1947. Вып. XVII. Смирнов А.С., Сорокин А.Н. Поселение эпохи поздней бронзы в верховьях Северского Донца // СА, 1984. № 4.
Сергеева О.В., Хоркин Д.А. Охранные археологические исследования Саратовского областного центра дополнительного образования «Поиск» в 1998-2000 гг // Археологическое наследие Саратовского края. Охрана и исследования в 1998-2000 годах. Саратов, 2001. Вып. 4.
Ткачев В.В. Степи Южного Приуралья и Западного Казахстана на рубеже эпох средней и поздней бронзы. Актобе, 2007.
Халиков А.Х. Памятники абашевской культуры в Марийской АССР // МИА. М., 1961. № 97.
Хреков А.А. Городецкие поселения лесостепного Прихоперья // Поволжский край. Проблемы истории и археологии Саратовского Поволжья. Саратов, 2000. Вып. 11.
Хреков А.А. К вопросу о памятниках финальной бронзы Волго-Донского лесостепного междуречья // Археологическое наследие Саратовского края. Охрана и исследования в 2001 году. Саратов, 2003. Вып. 5.
Черных Е.Н. Древнейшая металлургия Урала и Поволжья // МИА. М., 1970. № 170.
Археологическое наследие Саратовского края. Вып. 8. 2008. К оглавлению
